Читать книгу - "Экспедиция в один конец - Андрей Молчанов"

— При чем здесь деньги? — поморщился Каменцев. — Я вовсе не собираюсь наживаться на вашей беде, но, боюсь, те заменители, что есть у меня под рукой, обладают малоэффективными показателями. Нам предстоит выработать для вас определенную диету и режим… Но для начала мне надо знать тип вашего заболевания…

— Тип весьма неблагоприятный, — мрачно усмехнувшись, произнес пакистанец. — Позвольте вам пояснить…

Выслушав подробности, Каменцев удрученно вздохнул. Затем произнес в раздумье:

— Все, чем я располагаю, позволит вам продержаться дней десять–двенадцать… — Он достал шприц, порывшись в коробке с медикаментами, отыскал ампулу, обломив ее кончик. — Позвольте вашу руку…

— Не надо, я сам! — Кальянраман, протерев кожу поданной Каменцевым спиртовой салфеткой, сноровисто сделал себе укол.

Когда прозрачная жидкость перекочевала из узкого пластикового цилиндрика в кровь, он, закрыв глаза и распрямив плечи, глубоко и удовлетворенно вздохнул. Произнес через внезапную одышку:

— Я ваш должник, доктор… Должник и раб.

— Так вот, — сказал Каменцев. — До завершения экспедиции вы не дотянете. Вам срочно надо сойти на сушу. Поддерживающие дозы неполноценны, и они так или иначе плачевно скажутся на вашем здоровье.

— И что вы предлагаете? — отозвался Кальянраман, осоловело тараща глаза на утреннюю синь в иллюминаторе.

— Ничего, — бесстрастно ответил Каменцев. — Но вы, по–моему, не понимаете, к чему я клоню. От "Комсомольца" мы идем к Бермудам. Каким испытанием это явится для вас, предсказать не берусь. Мои запасы строго ограничены.

— И что же мне делать? — вопросил Кальянраман с испугом.

— Я буду откровенен с вами настолько же, насколько вы откровенны со мной, — продолжил Каменцев. — Лично мне плевать на всю эту экспедицию, да и к тому же я от нее очень устал. Судовой врач, как оказалось на поверку, удел не сладкий. А море, по моему мнению, лучше всего смотрится со стороны теплого пляжа. Поэтому я с удовольствием также оказался бы на береге.

— Но как я могу повлиять…

— Откуда же я знаю? — развел руками Каменцев. Обхватив тощими пальцами колени, пакистанец задумался, раскачиваясь корпусом на вертящемся табурете, а затем, уставившись на своего спасителя обескураженным взором, с запинкой спросил:

— Вам что, непременно требуется попасть в Америку?

— Не мне, а вам, — поправил его Каменцев. Кальянраман лишь тяжко вздохнул. Затем произнес:

— Мне не хотелось бы, чтобы господин Ассафар рассматривал меня как большую проблему для экспедиции…

— Н–да, он, чувствуется, человек суровый, — мельком взглянув на угнетенного пациента, произнес Каменцев. — Но, прибудь мы в Штаты, договариваться с ним ни о чем не потребуется, там в любом случае запланирована долгая стоянка.

— Что вы имеете в виду? — В тусклом взгляде пакистанца мелькнул отблеск какой‑то одному ему ведомой идеи.

— Я ничего не имею в виду, — холодно отозвался Каменцев. — Я просто рассуждаю с точки зрения медика, обязавшего себя во главу угла ставить гуманность и нужды больного. В данном случае — больного, которому грозит кома. Далее — выбирайте сами. Если вы находите в себе силы продержаться… Впрочем, есть иной выход: я могу официально обратиться к начальству, и…

— Да вы что! — отмахнулся Кальянраман. — Ни в коем случае! У нас и так достаточно неприятностей. И мне за них изрядно досталось… В общем, я вам признателен, доктор. За помощь и за участие. Когда следующий укол? — смущенно кивнул на использованный шприц.

— Желательно — завтра в это же время, — твердо заявил Каменцев. — Вам, дружище, придется выдержать режим жесткой экономии. Иначе не выдюжить.

Шатаясь от безысходности, Кальянраман покинул санчасть.

После обеда, покуривая с Забелиным на верхней палубе, Каменцев поведал товарищу о визите ученого мужа, услышав в ответ:

— По–моему, мы перемудрили. И как бы ваши намеки этот тип в чалме не воспринял бы ненужным для нас образом.

— Не думаю, что он станет…

— А я думаю, что ни в шпионы, ни в диверсанты мы категорически не годимся, — отрезал Забелин.

Каменцев хотел возразить, но слов не нашел. Отведя взгляд в сторону вечернего моря, рябившего низкими и ровными гребнями спокойных волн, он согласился в душе с правотой соратника — единственного человека на этой проклятой посудине, которому можно было довериться.