Читать книгу - "Фартовые - Эльмира Нетесова"

— Ты, Харя, не суй в харю жратву. Мечи сам. А лучше — повесели душу. Покажи, как обиженники работяг смешили.

Федька обвязал тощие бедра полотенцем. Согнул ноги в коленях. И раскорячась, с притопом, помахивал рукавицей, как носовым платком, пошел по кругу, выводя гнусаво;

Зять на теще капусту возил,

молоду жену впристяжку водил.

Тпру, стой, молодая жена,

Ну-ка, ну-ка, ну-ка теща моя!

Тебя, старую, и черт не возьмет,

молода жена живот надорвет…

Федька тряхнул худыми ягодицами под громкий хохот. Сорвал с себя полотенце, сел к столу.

— Пофартило тебе с Федькой! Мне бы такого кента, — позавидовал Дядя.

— Ты хлябало не разевай на мое. Мало тебе паханить, так и кента присматриваешь моего. Своих просирать не надо. Все о себе ботаешь. Я жду, когда о моем трехнешь. Иль уже нет моей доли в общаке? Как хаза? Кто ее держит? Где и у кого моя доля? Иль целкой прикинешься, что ни хрена не знаешь? — багровел Берендей.

— Зачем трепаться, все знаю, усекай. Доля твоя — немалая. Куски с тремя орешками. Все в общаке. Никому их в лапы не даю. Общак там, где и раньше. Не меняли. В хазе твоей я кантуюсь. Без форсу. Все путем. Вернешься — получишь обратно. И кентов…

Берендей откинулся от стола.

— А я тебя расколол, Дядя! Падла ты! Возник, чтоб угробить меня! Ну, Цыгана ты не нашел! Это уж явно! Теперь ты хочешь оставить мои башли и хазу, моих кентов и весь навар с «малин»! Тебе надо избавиться от меня, чтоб быть паханом всегда! Вот ты и нарисовался! Терять тебе уже нехрен. Бабы нет. Вот ты и пришел к моим фартовым. Одно не усеку, почему тебя паханом сделали? Ты ж откольник!

— Я в полном отколе не был. Тебе помогал, Привидению. В делах был. Это не откол. Хотел, да не получилось. Твои фартовые знают. И в паханы не набивался. Срывайся отсюда, сам увидишь.

— Срывайся! Тебе брехнуть, что мне чихнуть. А о нем, о Харе, кто подумает? Я кентов не бросаю. Этот мне душу сберег много раз. Теперь он хворый. Ударюсь в бега, его с поселения в зону упекут. Он там уже не одыбается. Загнется за неделю. И вся зона будет знать, что это — мой грех! Кто мне из воров после этого поверит, кто в мои «малины», в кенты ко мне пойдет? Нет уж! Хоть и тяжко здесь, но ни шагу, покуда Харино поселение не закончится. Выпустят его, я на другой день слиняю отсюда, — пообещал Берендей.

Харя даже из-за стола ушел от обиды. Значит, и живет Берендей здесь лишь потому, чтобы кенты о нем в зоне плохо не подумали. Не о Федьке беспокоился, о них. Но и тут слукавил, ведь не раз ударялся в бега, да помехи случались.

— Когда Федька здоровым был, хотел я смыться отсюда. Но сорвалось. И не раз. Теперь уж погожу, видать, запрет мне от фортуны раньше Хари на волю уходить.

— Давай его в «малину» возьмем. Путевого фартового сделаем. Чего здесь гнить? — повеселел Дядя.

— Харя ноги сгубил. Не носят они его дальше зимовья. Вот ты потрафил тем, что там, у меня, все в ажуре. Ничто не поплыло. А в «малину» Харю нельзя. Пусть дышит без нас. Выйдет на волю, станет мужиком, работягой. Нет в нем нашей жилы. Фартовым родиться надо. На то своя удача выпадает не всякому, — заупрямился Берендей.

Харя кусал губы от досады. Говорят о нем, как о девке: взять иль не взять, годна иль нет! Даже его не спросят. Ровно у него своего ума пет. Иль Берендей тоже считает его недоумком. Хотя… А на шиша ему эти фартовые? Их по зонам, говорят, битком. Вся жизнь в тюрьмах и лагерях. Ни баб, ни детей у них нет. Кому такое надо?

Ну а он, Федька? Тоже мог бы ни за понюшку табаку сгинуть? Но не в зоне. От чифира! А разве так лучше? Сдох бы в шалаше, как собака. Зато не от руки такого Дяди иль постового. Вон сколько Берендеи рассказывал, как от погони скрывались. Случалось, стреляли в них. А сколько фартовых под поездами сдохло, да под машинами? Сколько толпа порвала в клочья? Других взяли на ножи в зонах свои же. А в карты друг друга проигрывают, за пачку чая. Нет. «Уж лучше, и вправду, подальше от них держаться», — подумал Харя. И обида на Берендея словно испарилась из сердца. Федька снова присел к столу.

Фартовые давно уже говорят о своем. Они уже забыли о Харе. Вспоминают общих кентов, живых и погибших, строят планы на будущее. Обговаривают предстоящие дела, кого-то хвалят, других кроют последними словами, словно не в Заброшенках, среди глухой тайги, а в бойком фартовом ресторане толкуют о дне завтрашнем.

Смешно Харе. Кто может знать, что будет завтра? Фартовые тоже не могут предвидеть такого. И лишь мечты вьются папиросным дымом над головами, вокруг пустых бутылок, оседают белыми облаками на висках. «Наверное, от несбывшихся мечтаний седеют мужичьи головы», — подумал Харя и, робко потянувшись к стакану, выпил оставленную ему водку. В голове его завертелось, закружилось, пошло колесом, и он рухнул на пол среди зимовья.

— Харя! Харя! Очнись! — услышал он сквозь розовый туман утра, пробившегося через тусклое окно. — Недоумок! Говно тебе клевать, а не водку жрать, — ругался Берендей, вливая Федьке в горло горький отвар трав, заменявший поселенцам чай.

Кроме них двоих, в зимовье никого не было. Был Дядя, а может привиделся во сне? Харя огляделся.

— Смотался кент. По темну смылся. Давно уже. Ему нельзя было здесь оставаться. Так для всех лучше. Чтоб тень на плетень не наводить. Нам тут тихо надо жить. Без треска. Чтоб никто ничего не видел. Вот так-то, кент, — улыбался Берендей чуть помятым, не выспавшимся лицом.

— Значит, не уйдешь в бега?

— Нет! — рассмеялся фартовый и влил Харе в рот полбанки горечи.

— Чтоб тебе не просираться, — заплевался Харя.

— Наконец-то заговорил! Ну, значит, живой, — обрадовался Берендей.

К вечеру в Заброшенки вернулись промысловики. Принесли поселенцам харчей и новостей столько, что до ночи еле их пересказали.

Харя слушал и диву давался;

«Ну, откуда они все это знать могут? Кто им доложил, что из колонии особого режима сбежала группа особо опасных рецидивистов, состоящая из трех человек? Мол, все привлечены к ответственности за грабежи и убийства… Их теперь разыскивают по всей области, а сахалинцев предупредили, чтобы были осторожнее, не оставляли двери домов открытыми. Если кто-то из граждан заметит людей с внешностями и приметами сбежавших, пусть немедленно сообщит в ближайшее отделение милиции…»

Федька рассмеялся;

— Ну, положим, придут они к нам сюда. Я сразу побегу стучать на них? А кому? Медведю или рыси? Так им до задницы, кого сожрать — их или меня. Слиняли и правильно сделали! — повернулся Федька спиной к охотникам.

— Ишь ты, шустрый! Да ведь они, ты ж слышал, грабители и убийцы! А у нас на Сахалине воров испокон веку не было. Это недавняя зараза. С переселенцами завезенная. Мы воров сами на части порвем, без милиции.

— Так они еще и убийцы, — напомнил кто-то из промысловиков.