Читать книгу - "Тропа барса - Петр Катериничев"

А Катька заблудила с самыми уважаемым человеком городка — главой райадминистрации и сопутствующих предприятий. Их было немного: трикотажная фабрика, изделия которой можно было носить только по очень большой нужде, завод по производству минудобрений и ремонтные цеха. Но Груздев — так звали мужичка — суетился с не растраченной за годы «застоя» энергией, тихонечко связывался и с областью, и с Москвой, и с забугорьем ближним и дальним, а потому горожане надеялись, что выплывут на волне его неукротимой воли и предприимчивости в светлое капиталистическое «завтра». И такое бывает.

Константин Евгеньевич был невысок ростом, хотя и молод, уже с животиком… Уж насколько он запал на Катьку, только ей и известно было…

— Ублюдок, — произнесла она тихо.

— Кто? — невинно приподняла я брови.

— Да Булдак, кто еще! Падла, сволочь, козел вонючий, скунс позорный… — Невзирая на боль в разбитых губах и Деснах, Катька поливала его такими словами, что и матерый корабельный боцман заслушался бы и прибалдел от ласкающих душу каждого морского волка словосочетаний — Ну ты и ругаться здорова! Раньше надо было думать: или с этим расставаться, или с тем не вязаться…

— Заткнулась бы, Глебова, со своими советами… Ты ж у нас целка мудреная, что ты вообще по этой жизни понимаешь?! Мне что, трахало было от этого Булдака или от Груздева нужно? Просто одной девке ну никак не прожить в этом мире, а со смазливой мордашкой еще хуже, чем без нее!

— Да и ноги у тебя — закачаешься, не говоря о груди…

— Ты чего, Глебова, порозовела, комплименты посыпала?.. Тогда лучше кончай языком молотить, используй его по другому назначению… Хочешь?

— Дура ты злая, Медвинская!

— Да? А ты — добрая? Я на год старше тебя, а если разбираться… Меня отчим трахнул, мне еще восьми не было! А к девяти уже выучил, чему можно и чему нельзя, поняла? Мать быстро прознала, била смертным боем, отчим ее отхаживал тоже за будь здоров, потом напьются оба и помирятся, что твои голубки… В постельку улягутся — и дрыхнут… Знаешь, чего тогда мне больше всего хотелось?

Чтобы подохли побыстрее к чертовой бабушке, вот чего! Грешная я, да? Не хочешь — не слушай, вали отсюда!

— Кать… У всех здесь жизнь раньше была — не сахар…

— Не у всех! Поняла? У Светки Артюх или у Буни, у них родители были, настоящие родители, поняла? Которые их любили! Меня никто никогда не любил! Никто!

Никогда! Я что, жалеть кого-то должна?

Катька перевела дух.

— И они подохли. Оба. Опились какой-то дрянью самопальной и кони двинули. А потом я в детдом попала, в Гореликах: это тебе не здешний курорт, блин! Там меня прописали в первый же день: девки в душе пристали и заставили… Ну сама знаешь… А потом — вроде как в аренду сдали тамошнему завхозу: вот, сука, кто веселился вовсю!

Терпела я это недолго: в один хорошенький денек обломала об мужские достоинства этого пузатого борова, завхоза, биту для городков — он был большой поклонник сего спокойного и рассудительного вида спорта. Не знаю, как ему, а мне в этот момент было хорошо.

Ну и сорвалась, что там было ловить, кроме специнтерната после такого зверского членовредительства? Все свои бумаги я притырила загодя, приехала сюда, прописалась. Меня никто особенно и не искал: Горелики теперь — в другой стране, сейчас и убийц не ловят, и никакой опер не будет попу рвать по поводу физических страданий какого-то завхоза-ублюдка…

А здесь… Здесь как-то сразу стала подругой Булдака. Что ты взгляд-то отводишь?

Да, зверь он, я всегда знала, что зверь, пес ненормальный… А кто лучше?

Скажешь, Буня лучше? Да он избегает всех и всяких постоянок и живет так, словно к будущей войне готовится… Без привязанностей… Тоже зверь, только подобрее… Или поподлее.

— Это чем же он подлый? Деток здесь кто — не он разве кормит.

— И себя не забывает…

— Нет, ты ответь!

— Да ладно тебе. Но скажи, что я не права! Ты вот и не размазня, и цепочка, не то что я, и к нему льнешь — без бинокля видно, что у тебя в трусиках мокро все… И что? Трахает-то он холопок, давалок, потому что перед ними обязательств никаких!

Я почувствовала, как на глазах закипают слезы… Что ж она все-таки такая сука, эта Медвинская?..

— Во-во, пореви еще… Да все я понимаю: просто тебе, как и всем, хочется к крепкому парню прилепиться, без дураков, как мне к Булдаку, раз уж с Буней не получилось… Вот ты и лепишься на постоянку… И наверное, правильно делаешь…

А то… Хочешь, я тебя познакомлю с нормальными мужиками?

— Это из груздевских?

— Груздев, понятно, босс, но там еще есть: Манохин, он районным строительством заведует, и денег у него как вшей у нищего… Он от тебя точно заторчит! А как узнает, что целка, — так и вообще пойдешь на постоянку! Быть постоянкой — это тебе…

— Ну и сука ты!

— А то…

— Это чтоб я Буне не досталась?

— Да пошла ты.

— Стерва ты, Катька, вот тебе и…

— А ты не стерва? Сидишь тут, жалелыцицу из себя строишь! Не нужно мне никаких жалений, поняла?

Я только вздохнула. Катька отвернулась к стене и жала так бревном… Все же ее было жалко. Я знала, что она сейчас плачет. Потому что боится… Боится увидеть свое лицо после, когда снимут бинты… Надо думать, эта сволочь Булдак постарался на славу…

— Ты не переживай, — произнесла я. — Буня, что ты нем ни говори, пацан справедливый… Он достанет Будлака, и тот ответит. Ну изменила ты ему — это, конечно плохо, но чтобы так потом уродовать…

Катька аж взвилась! Да и я хороша — подобрала утешительное словечко, нечего сказать: «уродовать».

— Ты что, правда такая дура или притворяешься?! проорала она.

— Извини, Кать, я не хотела…

— Чего ты не хотела? Ты что, серьезно думаешь, что Булдак избил меня из ревности?

— А из-за чего же еще?

— Ну целка, ну дите! Да плевать он на это хотел, по няла? Он сам меня Груздю и подставил!

— Как это — сам?

— А вот так! Угодить решил большому боссу да жизнь свою устроить попроще да поприкидистей, сутенер елдин! Сдал он меня, как последнюю холопку сдал, вот и все дела! В аренду!

— Груздь что, деньги ему за тебя платил?

— Вот еще… Я все же не дешевка… Уговорил меня Булдак: сказал, нужно поближе к этому Груздю подойти, а потом подломить его хорошенько…

— Как это — подломить?

— Как-как, выставить, и все дела!

— Ограбить?

— Да называй как хочешь!

— Вот это да!

— А чего тут такого? Сама о себе не позаботишься — никто о тебе не позаботится.

Тем более Булдак сказал как только дело провернем, смоемся отсюда подальше..