Читать книгу - "Второе восстание Спартака - Андрей Константинов"

– Я воевал почти четыре года... Честно воевал.

– Я вовсе не говорю, что вам не верю, – ответитПлещеев. – Кое-какая информация, имеющаяся в моем распоряжении, ваши словаподтверждает. Только есть тут немаловажные нюансы, гражданин Котляревский...Вопрос заключается еще и в том, где вы воевали. А воевать вы начали в рядахбезусловно антикоммунистической организации, именующей себя Армия Крайова. Еслименя не подводят глаза, вы и сейчас щеголяете в мундире данной организации ссоответствующей надписью на рукаве и знаками различия...

– Но я же с немцами воевал!

– Я это уже слышал, – сказал майор. – Не в томдело. Позвольте вам напомнить, что, перед тем как стать поручиком АрмииКрайовой, вы числились в рядах РККА. Имели офицерское звание, принеслисоответствующую присягу. С воинскими уставами, смею думать, знакомы – в томчисле и с тем их разделом, который дает правовое определение таким понятиям,как дезертирство.

– Но...

– Если вы вновь собираетесь уточнять, что воевали с немцами,это бессмысленно. Поберегите свое и наше время. Еще раз вам говорю: никто несомневается, что вы воевали с немцами. Но вот нюансы, Котляревский... Устав,быть может, написан казенным языком, оскорбляющим тонкий музыкальный слух, нохорош он в первую очередь тем, что все там подробнейшим образом разложено пополочкам и каждый поступок классифицирован с точки зрения законов и порядковсоветского государства. Лицо, самовольно оставившее свою часть, считаетсядезертиром.

– Я не самовольно...

– Вас сбили, – кивнул майор. – Еще одинобщеизвестный факт. Но ведь это не оправдание, Котляревский... Вас что, первогов истории авиации сбили? Да ну, даже не сотого-тысячного... В подобных случаяхчеловек – особенно здоровехонький, целехонький – все силы положит на то, чтобыдобраться до линии фронта и перейти к своим. Мало было примеров? Раненыеползли... Союзники, кстати, пробивались к своим через всю оккупированнуюнемцами Европу... А вы... Вас от линии фронта отделяла пара сотенкилометров – причем, чем больше проходило времени, тем больше это расстояниеуменьшалось. Долг ваш был – пробираться к своим. И что же вы сделали,чтобы попасть домой? Хоть разъединственную попытку предприняли? Молчите? Да выи шагу не сделали в должном направлении... Я правду говорю? Ну?

– Правду, – сказал Спартак, глядя в пол.

– У вас-то самого есть хоть какое-нибудь объяснение? Такое,которое вам самому уместно произнести вслух как взрослому человеку, офицеру?Любопытно было бы вас послушать.

– Ромео, тоже мне... – сказал сидевший на подоконникецыганистый капитан.

– Еще одно эмоциональное замечание, и я вас удалю,Шумов, – не поворачивая головы, сказал майор. – А, ну да, девушка...Возвышенная и романтическая любовь... Я ничего не имею против возвышенной иромантической любви, Котляревский. Можете не верить, но мне самому приходилосьпереживать это чувство. Любовь – это прекрасно... пока она не входит впротиворечие с реалиями военного времени и строгими уставами. Я полюбил и решилостаться у поляков... Это – объяснение, Котляревский? Серьезно? Вы бы намоем месте это приняли как объяснение, умилившись?

Спартак молчал. Пол был покрыт не прозаическими крашенымиполовицами, а настоящим паркетом, несколько потемневшим от времени, – иСпартак зачем-то принялся считать про себя дощечки, косые, аккуратные.

– Ну, так будет у вас что-нибудь, что могло бы сойти заобъяснение? – настырно повторил майор.

Спартак поднял на него глаза, шумно проглотил слюну и севшимголосом произнес:

– Виноват...

– Что и требовалось доказать, – сухо сказал майор.