Читать книгу - "Джин с Толиком - Анатолий Горбов"

– Че не понял? Давай отсюда, одноклассничек, пока я весь не поднялся… – тоже подавшись вперед, газелоид смешно выкатывал глаза и поднимал брови. Делать ему это было незачем – он и так был страшен…

Имея в руках оружие против него, данное мне синестезией, я перестал испытывать злость. Но преподать урок хаму не отказался бы ни за какие коврижки. А уж поверьте, коврижки и плюшки я очень люблю и уважаю!

На этот раз у меня получилось выдернуть из подопытного целый букет воспоминаний, ощущений и мыслеформ. Видимо, тех самых, что торчали выше остальных. То есть, были наиболее волнительными и значимыми. Происходила эта сельхозуборка психологических насаждений настолько быстро, что, как только охранничек закончил свою недипломатичную речь, в моем мозгу уже был полностью готов сценарий предстоящего выступления.

Сценарий складывался из полученного мною, пусть не фотографически точного, но вполне качественного, пожизненного слепка с натуры газелоида. И состоял этот слепок из четырех составляющих, принесенных мне по разным чувственным каналам:

1. Помыкание матерью и общая высокомерность по отношению к людям, самой же матерью и взращенные, выразились почти фальцетным визгом, адресованным ей: «Ну и где, мля, моя глаженная майка? Ты че, тупая? Я эту уже одевал вчера, надо было постирать! И жрать эту хрень не буду – я же говорил, что нужно не говядину покупать, а телятину!». И последовавшим покорным ответом матери: «Сейчас, Арнольдик, сейчас!». Вот же гад, подумал я – да его только за одну родительницу надо усыпить!

2. Категорическая суеверность предстала в виде слайдов, на которых Арнольдик шарахается от черной кошки, перешедшей ему дорогу, и других – с многочисленными гороскопами на ближайший день. Кстати, именно сегодня у него по гороскопу – встреча с Загадочным и Необъяснимым. Очень хорошо – я люблю выступать в роли Загадочного и Необъяснимого.

3. Трусость, прикрытая хамством, отлично ощущалась через его собственное чувство физической боли, переходящее в страх и обиду. И чувства эти были настолько нежелательными, что Арнольдик был готов хамить всем и вся авансом, лишь бы его лишний раз не ударили. Хоть и случалось это, в силу внушительных габаритов, крайне редко. Вот такая привычка. Точнее, образ жизни – потому что закрепилась она уже на уровне первой сигнальной системы. Шучу, все исправимо.

4. И главным номером моей воспитательной программы обещал стать недавно начавшийся у Арнольдика эпизодический энурез, о котором я узнал с помощью того самого запашка, ставшего ключиком к его тайнам. Причиной энуреза являлась какая-то незначительная мочеполовая инфекция, как подсказывало мне его подсознание. Но он-то об этом пока не знал, целую неделю уже ходил в памперсах, и бился в тихой истерике, решив, что сия кара всерьез и надолго. Это – благодатная почва, ибо все мужчины весьма мнительны в отношении вопросов, связанных со здоровьем. Точнее, с НЕздоровьем.

Повторюсь, весь анализ и подготовка сценария заняли какую-то долю секунды. А последствия имели просто грандиозные. Когда он произнес:

– Че не понял? Давай отсюда, одноклассничек, пока я весь не поднялся… – я несильно дунул в лицо Арнольдика, прерывая его речь, и он оторопел, слегка приподнявшись со стула и застыв в этом неудобном положении. Оторопел одновременно и от необычности моей реакции, и оттого, что я его не испугался, и из-за собственного страха. А может быть, и от моей обаятельной улыбки?

Пока он не пришел в себя (а то еще, с испугу, повредит мой любимый опорно-двигательный аппарат или челюсть какую испортит!), я вступил в роль, и плотоядно зашептал, старательно усиливая почти все шипящие, зудящие и хрипящие согласные и чуток растягивая гласные:

– Давно памперс-с-с-сы менял, Арнольдик? Ш-ш-што ж-ж-же ты ж-ж-ж-жешь поч-ч-чем з-з-зря, на ш-ш-шамана ш-ш-шипиш-ш-ш-шь? Тебе не говорили, ш-ш-што с колдунами опас-с-с-но с-с-с-сориться? Мало тебе того, ш-ш-ш-то с-с-с-с-ыш-ш-ш-ш-ься?