Читать книгу - "Час тигра - Михаил Зайцев"

– Спасибо, дружище! – воскликнул я, то ли в спину рядовому, то ли в лицо Толику. Пьяно покачнулся и шагнул к генеральской машине, к правому ее борту.

Широким жестом я распахнул правую переднюю дверцу. Заявленный в моей первой реплике их благородие, Арсений Игоревич стал виден Толику. Я оглянулся, подмигнул сговорчивому летехе:

– Видал, как генералиссимус нажрался? – Нахально беру баул с кресла возле водительского и ставлю его на колени сопящему в две ноздри Арсению Игоревичу. – Толик, а может, откроешь ворота? Хотя, извини! Служба, понимаю. Не имеешь права без распоряжения коменданта. О’кей, ждем Трофима. – Заслоняю лейтенанту обзор задницей, нагибаюсь к целлофановому пакету с адской машиной. Пальцы лезут под целлофан. Залезают под свитерок, которым обмотана мина замедленного действия, прикасаются к стрелкам будильника, ставлю таймер на двадцать минут, активизирую мину, расправляю складки свитерочка, шуршу целлофаном.

Изображать пьяного – самое милое дело. Можно совершать алогичные поступки, можно комментировать малопонятные трезвому действия, не особенно задумываясь над собственными словами.

– Подарок тебе, лейтенант! – Я протянул Толику пакет, но тут же передумал, прижал подарок к груди. – Не, погодь! Трофим придет. Спрошу у него разрешения, можно ли тебе, Толян, подарить боевой трофей. А пока что... – С пакетом в обнимку хромаю за угол левой башенки, спотыкаюсь, кладу пакет возле левой штанги ворот. – Пока что пусть подарок здесь полежит. Не спорь, Толик! Дождик косой, на пакет мало капает, и в машину обратно я его не возьму, он твой, понял? Да? Ой, блин! Шатает. Чой-то я хмелею, прям-таки центростремительно. Слушай, а как же я бухой в задницу машину-то вел, а?

Я отступил к машине, а малость офигевший от кавалерийского хмельного наскока калеки-победителя Толик поворачивался за мной, будто флюгер. Он бы и рад был вставить словечко, но я ему не давал.

За плечом лейтенанта, в дверном проеме нарисовался комендант базы пират Трофим. Я поспешил шумно обрадоваться:

– О! Какие люди! Хаудую! Дуюду! Комендант, почему ворота не открывают? Разве наш Черных, наш Ильич, не сообщил, что мы с Арсением Игоревичем едем праздновать?! Трофим, будь ласка, залазь на секунду в тачку. – Я попятился к распахнутой правой передней дверце, засунул в салон зад, полез с соседнего в шоферское кресло. – Лейтенант! Толик! Будь другом, а? Спрячься на минутку в башенке и дверцу прикрой за собой, да? У нас с товарищем комендантом будет короткий, но о-о-чень конфенденц... Конфенданц... Тьфу! Кон-фен-ден-ци-аль-ный ба-зар-р...

Трофим, одетый, как всегда, по-пиратски – в тельник, фуфайку, галифе и хромовые сапожища, – пожал плечами, поскреб ногтем щетину на подбородке, глянул на оглушенного моим геройским пьяным вниманием Толика, увидал пакет у штанги ворот, спросил лейтенанта:

– А там чего? В пакете?

– Там мой подарок Толику! – возопил я. – Залезай в тачку, Трофим! Есть, чего тебе шепнуть, лезь, обижусь!

Внемля моей отчаянно проникновенной просьбе, лейтенант Толик отошел к башенке, переступил порог, но дверцу закрывать не стал. И черт с ним – оттуда ни хрена не видно сквозь залитые дождиком, да еще и затемненные автомобильные стекла, и ни фига не слышно, ежели я прекращу орать, а я скоро прекращу.

Трофим проводил взглядом Толика, хмыкнул и подошел к машине. Согнулся, заглянул в салон. Прежде всего, разумеется, повернул голову к спящему нездоровым сном генералу. От Арсения Игоревича разило перегаром, Трофим поморщился, повернулся ко мне и увидел ствол «стечкина».

Я сидел за рулем, держал пистолет на уровне колен и улыбался отнюдь не пьяной улыбкой.

– Залезай, Трофимушка, весь в машину, давай. А то голова в сухости, а зад под дождем мокнет. Лезь медленно, избегая резких движений. Торопись, а то мой единственный указательный палец вздрогнет и... И сам понимаешь...

– Чего ты заладил: «А то, а то?» – передразнил Трофим, буднично и совершенно спокойно. Сел в кресло рядом со мной, плавно закрыл за собою дверку, хмыкнул в очередной раз: – Хм, обманул, какой талант пропадает. Я в натуре поверил, что ты пьяный.

– Учти, стрелять я умею еще лучше, чем обманывать.

– Учел. В тире на стрельбах ваньку валял?

– Так точно. И все время, которое мы с тобой знакомы, валял его же. Терять мне сейчас нечего, пру ва-банк, так что не обессудь – надумаешь геройствовать, убить не убью, но дырок в организме наделаю.

– Чего в пакете?

– В целлофановом у ворот? Адская машина, скоро бабахнет. Не вздумай, кстати, заниматься разминированием. Я тебя отпущу, командуй дежурным на КПП убегать, да и сам беги подальше, ладно?

– И ладно, и складно. Хм, ворота завалишь, как же мы за тобой технику в погоню пошлем?

– Зришь в корень, комендант. Никак вам за мною погоню не устроить. Разве что погонишься на своих двоих за моими колесами. Да, и не забывай, пожалуйста, что у меня генерал в заложниках. – Я распахнул культей пиджак, в одном внутреннем кармане брякнули обоймы, из другого торчал кончик ножа. – И не забывай, что я прилично вооружен. А чего в бауле на генеральских коленях, догадываешься?

– Неужели динамит? – Трофим улыбнулся, обнажив зубы, сощурившись, неискренне улыбнулся.

– Думаешь, вру, и в бауле нету взрывчатки, да? Ну-ну, твое право думать, чего хочешь, только решений поспешных не принимай, о’кей? Хочешь – верь, хочешь – не верь, но, оказавшись насильственным образом в московских подземельях и разделавшись с насильниками, я у них в норе взрывчатки нашел немерено. А нора, кстати, хошь – верь, хошь – не верь, почти что под Кремлем. Здорово, да?

– Правильные слова шептал мне дядя Федор на ушко. Ты из породы «себе на уме», опоздали мы повнимательнее к тебе приглядеться, разобраться с твоей темной личностью.

– Дядя Федор на меня стучал?!. Подозревал, что я играю с вами в игры и жду своего часа, да? А ты, типа, отмахивался от старого пирата, дяди Федора, угадал? Ну ни фига себе! Ай да дядька Федор, ай да старик. Не ожидал, что он меня расколет, честное слово...

Трофим смотрел на меня с легким прищуром и намеком на полуулыбку. И не было ненависти в его взгляде, не было брезгливости в его полуулыбке-полуухмылке. Профессиональный джентльмен удачи видел во мне противника, а не врага. Интересного противника, достойного. В карате, например, пропустив удар противника, ему кланяются и благодарят: «Спасибо за то, что вы показали мне мое слабое место». И нет в этом ритуальном поклоне проигравшего каратеки ни капли самоуничижения, ни намека на страх либо подобострастия.

Меж тем время шло, семенили секунды, хромали минуты, а Клары с Машенькой все нет и нет.

– Чего ты добиваешься, Бультерьер?

– Свободы. У вас за забором жилось неплохо, но я к вам не просился. Можешь меня понять?

– Пожалуй.

– Слушай, Трофим, слушай внимательно: в центре Москвы, точнее – под центром Москвы, в катакомбах, тикает таймер. Через двадцать четыре... Пардон, уже через двадцать два часа он дотикает, и случится большой бум. Не знаю, Кремль разнесет к чертовой матери, ГУМ или Думу – в катакомбах трудно установить точную привязку к поверхности. Через три минуты ты...