Читать книгу - "Естественный отбор - Александр Звягинцев"

Скиф, хмурый спросонок, что-то невнятно буркнул в трубку.

— Игорь, это я, Аня…

— Какая еще Аня?

— Аня Белова, ваша знакомая.

— Ах, Аня… Доброе утро.

— День давно, Игорь… Знаете, мы с вами давно не ходили в кино.

— Какое еще кино? Мне вообще-то вечером на смену.

— Вы разве устроились на работу?

— Да, вообще-то… Аня, говорите громче. Вас слышно, как из потустороннего мира.

— У меня так телефон работает.

— Вызовите монтера с АТС.

— Вызывала… Бесплатно они ремонтировать не соглашаются, а денег у меня до получки пока не будет. Но мы с вами обязательно должны сегодня сходить в кино. Вы меня понимаете?

— Хорошо, я выезжаю.

Дед Ворон наверняка не был бы самим собой, если бы не умудрился как-то подслушать весь этот разговор. Скиф об этом сразу догадался по его лукавой физиономии, с которой он собирал его на выход в город.

— Чего расцвел, как старый кактус?

— Да дела у моих клиентов пошли в гору.

— Мне до твоих клиентов дела нет. А я иду на деловую встречу, чтоб ты не подумал чего такого.

— Конечно — на деловую. Я только так и подумал.

— У старых одно на уме — женить да знакомить.

— То у старых. А я еще к своей поварихе иногда захаживаю. Больше Скиф не проронил ни слова, лишь только досадливо пыхтел, не попадая в рукав куртки.

* * *

В сквере за кинотеатром было потрясающе красиво. Пушистый иней еще не облетел с отяжелевших от наледи ветвей, и тут царила настоящая зимняя сказка.

Аню он не узнал издалека. Стояла себе под елочкой фигурка, замотанная платком. Скиф уже было отвернулся, но она помахала ему рукой. Полное алиби — свидание двух влюбленных в тихом сквере.

— Мне всякий раз приходится перед вами извиняться за грубость, — сказал Скиф, постукивая носком сапога по заледеневшему сугробу. — Вчера я вам по телефону опять нахамил.

— С вашими ночными сменами вы сбились с ритма времени. Разговаривали мы с вами не вчера, а сегодня. Вы не хамили, а разговаривали немного неприветливо спросонья, вот и все.

— Думаю, просто так вы тревожить бы меня не стали? — Скиф глянул на нее и обнаружил, что у Ани сегодня подкрашены ресницы и губы.

— Вам были два звонка: один веселый, другой не очень-то… — Аня испуганно проследила за выражением лица Скифа — правую щеку у него передернула судорога.

— Кто был этот весельчак?

— Он не назвался, но все время балагурил. Звонок был из Калужской области, какой-то город, я уже не помню.

— А что вы вообще помните? — У Скифа снова задергалась щека.

— Не сердитесь. Но я помню все, что он велел передать Василию Петровичу Луковкину.

— Луковкин — это я.

— Я сразу догадалась. Вот его слова. Он заставил меня их два раза повторить:

«Брат Александр выписался из больницы и поправляется успешно и просит не беспокоиться».

— Угу, спасибо. Говоривший не назвался?

— Нет, сказал, вы его все равно узнаете по воле Божьей.

— Еще раз спасибо, обрадовали. А невеселый звонок?

— Он от нашего общего хорошего друга, — сказала Аня, словно не желая больше разговаривать, отвернулась и долго молчала.

— Что-нибудь случилось?

— Друг настойчиво рекомендует вам уехать подальше за Урал. Иначе он не гарантирует вам безопасность.

— Передайте ему, о своей безопасности я сам позабочусь. Кто он? Вы мне его можете назвать? Ходите вы вокруг да около, в пионерские тайны играете.

Аня снова примолкла и отвернулась.

— Он просил называть его просто хорошим другом. Уверял, что вы с ним давно знакомы, но сейчас не время раскрывать карты. Связь с ним будете держать через меня. Он так мне сказал.

— Ваш телефон прослушивается, я уверен.

— Он звонит всегда мне на работу, а у нас тысячи звонков за день в «Скорой».

Аня отошла в сторону, потом со смешным вызовом глянула на Скифа:

— Я вам не навязываюсь. Я только передала слова вашего друга.

— Губы накрасила тоже для друга? — как бы извиняясь, улыбнулся Скиф.

— Но только не для вас. — Аня надула накрашенные губки.

— Тогда пойдем!

— Куда еще? Никуда я с вами не пойду.

— Мы пойдем смотреть кино в целях конспирации, — сказал Скиф, согревая ее руку в варежке в своих ладонях. — Только сначала зайдем в магазин и купим видеомагнитофон. Не бойтесь — деньги заработаны честным трудом. Только вот налоги не плачены.

— Вот видите, вы всегда идете на нарушение закона, — Аня с укоризной глянула ему прямо в глаза.

— Я столько в своей жизни заплатил налогов, в том числе и собственной кровью, что можно мне простить этот маленький грешок. А с вас государство тоже взяло налог немалый — мужа и отца, так что совесть ваша может быть чиста до самой смерти.

— Вы же сами говорили, что вам у меня бывать опасно.

— Опасно и по улице ходить, машина задавить может. Но должен же вам кто-то отремонтировать ваш телефон…

Скиф хотел галантно взять ее под локоть, но Аня вспыхнула как маков цвет от возмущения:

— Водите под ручку лучше ваших барышень из ресторана!

Скиф не стал спорить. В конце концов, что здесь такого, если разведенный мужчина заглянет на огонек к вдове? Все по правилам конспирации, навязанной ему неизвестным другом и благодетелем.

Он не рассказал Ане, что перед самым звонком видел ее во сне с вязаньем в руках. Нитки рвались и путались, а Скиф помогал ей, держа натянутую нить. В сны свои он уже не верил, а если все-таки они сбывались, то это были не сны, а что-то другое, пугающее.

В его сновидениях теперь не было никакой экзотики, но тем не менее они даже ему самому казались странными. Они были немые, в них никто никогда не разговаривал, только взгляды выражали все. Была какая-то музыка, не игра на музыкальных инструментах и не пение, а какие-то приглушенные, но все же мелодичные звуки.

Горы снились ему с самого раннего детства, хотя в то время он их никогда не видел. И большей частью он все куда-то ехал, вернее, торопливо добирался на поездах, электричках и самолетах.

В Афгане он увидел точь-в-точь такие же красновато-коричневые горы, как в детских снах. Сновидения повторялись и продолжались, словно он просматривал в них одну большую киноленту неизвестной ему жизни. Теперь он уже знал, что случилось с полковником Павловым. С ним во сне они добирались на разбитой афганской «кукушке» к какому-то контрольно-пропускному пункту, стоявшему на выходе из горных ущелий на широкую плоскую равнину.