Читать книгу - "Мент для новых русских - Александр Золотько"

– Свидетелем меня, что ли, надумал сделать? – недовольно спросил священник.

– А жизнь сейчас такая, батюшка, или свидетелем, или пострадавшим, или подозреваемым. Или, еще хуже, ментом. Так что вам еще повезло.

– Гринчук, привет! – поздоровался подошедший сапер.

– Привет, Володя!

– Чего тут у нас?

– У вас? Дружеский розыгрыш. Привет от пиротехников Китая. В этом венке. Что там дальше – не заглядывал.

– Полагаешь?

– И ни хрена я не полагаю, Володя. Всех умных в саперы отправили, а нас – в опера. Так что, вы тут решайте свои технические проблемы, а я пойду вот со святым отцом пообщаюсь. Пора уже, знаешь, и о спасении души подумать. На пенсию пора.

– Задрал ты уже всех этой своей пенсией! – засмеялся сапер, – как это ты умудрился в тридцать семь лет выслужить срок?

– Ну, здрасьте, а в спецназе, между прочим, год за полтора. Я ведь отмахал…

– Точно, извини – забыл. А теперь – свободен, капитан. У тебя пенсия, а мне еще работать и работать.

– Если что, я у батюшки.

– Только, ты, Юра, особо губу не раскатывай, – сказал священник Гринчуку, когда они медленно пошли от могил к церкви, – я ни у кого в стукачах не был и на старости лет не собираюсь.

– Упаси Бог, батюшка, как можно? Нашей структуре и в старые-то советские времена духовенство вербовать не разрешалось. Этим всегда занималась госбезопасность, – Гринчук присел, уворачиваясь от подзатыльника, – а вот рукоприкладство – не наш, и, насколько я знаю, не ваш метод.

– Метод, метод, – пробурчал отец Варфоломей, – дожился на старости лет. Какой-то мент в глаза может любую гадость сказать. Сейчас как погоню…

– Не нужно гнать. Я уже переродился и исправился. И почти наставился на путь истинный…

– Лизать тебе в аду сковороду раскаленную, за слова свои дерзкие!

– Только не надо угроз. Не надо. Мне и так страшно. Так страшно, что иногда хочется смеяться, – Гринчук остановился.

– Чего стал? Пошли в дом.

– Давайте лучше вон там, на лавочке, – серьезно предложил Гринчук.

– Чего так?

– Чего? – Гринчук тяжело вздохнул, – А если врать придется? Если мне придется врать перед иконами? Лишний грех…

– На лавочке так на лавочке, – согласился священник, – не поймешь тебя, раб божий, когда ты серьезно говоришь, а когда словоблудством занимаешься.

– Я и сам не пойму. Присаживайтесь, батюшка.

Отец Варфоломей сел на лавку, прикрытую от солнца и посторонних взглядов кустами сирени, и с блаженной улыбкой откинулся на спинку:

– Хорошо-то как.

– Хорошо, – поддержал его Гринчук, присаживаясь рядом.

– Ладно, – чуть помолчав, провозгласил батюшка, – чего сказать хотел?

– Да не сказать… Посоветоваться.

– Советуйся. Только…

– Я уже все понял. Ни каких личностей. Только общий разговор. Кстати, молебен Гиря заказал?

– Заказал. А тебе что?

– За погибших? Или как это правильно сказать?

– За погибших.

– Молитесь, батюшка, за убиенных.

Отец Варфоломей перекрестился:

– А сказали, что на рыбалке, динамитом.

– Не на рыбалке.

– В каком мире живем, Господи!

– В каком живет, в таком и живем, – невесело улыбнулся Гринчук. – И чем дальше живем, тем страньше. И в связи с этим я хотел спросить у вас, батюшка, вы ничего странного не замечаете в последнее время?

– Если хлопушки на кладбище подрывать не странно, то тогда ничего.

– Хлопушки… Хлопушки – это тоже странно. Обычно, если бы бомбу килограммов на пять… Или еще больше. А так… – Гринчук покачал головой.

Помолчали.

– Я о каких странностях спросить хотел… – Гринчук снова замолчал.

– Не тяни.

– Не тяну. Вы про взрыв возле клуба конечно слышали…

– Слышали… У меня вон почти два десятка могил на кладбище. Слышали…

– Ага. И еще несколько десятков раненых и покалеченных в больницах.

Священник перекрестился.

– Странный взрыв? – спросил Гринчук и сам себе ответил, – Странный. И вот после него все просто как с цепи сорвалось. И мелочи и крупные дела – все удивительнее и удивительнее. Как вы думаете, батюшка, нормально, что все Крысы исчезли с улиц района?

– Чего это ты про Крыс?

– Да я про бомжей…

– И я про них. Дались они тебе. Никому зла не делают. Живут люди…

– Делают они зло, батюшка, и по нашим законам и по вашим. Воровать грешно и с точки зрения уголовного кодекса и с точки зрения заповедей. Не укради. Но я не про это. Я про то, что сразу после того, как загремело возле клуба второй раз, Крыс как будто метлой смело с улиц. Странно…

– Чего странно? Тебе больше делать нечего? Убийствами занимайся, взрывом тем самым. Страшным.

– Я и занимаюсь. Только я как привык? Все происходит в мире традиционно и почти без изменений. Вор ворует, мент его ловит, мелкую сошку сажают, крупную выпускают… Знаете, привыкаешь. Как к шуму водопада. А потом вдруг бац – а в спину не дует. Что такое? Или комары исчезли. И лежишь всю ночь в тишине и думаешь, что же произошло. По секрету скажу, чтобы кого-нибудь поймать, нужно не бегать как угорелому, а сидеть и терпеливо ждать, когда чего-то вдруг изменится в окружающем пейзаже.

– Как паук в паутине, – подсказал батюшка.

– Как паук в паутине, – согласился Гринчук. – Вот и начали мне мозолить глаза эти изменения в пейзаже. И дыры в картинке. И отсутствие сквозняка. Я ведь не зря сказал, что работаю ушами. Я слушаю.

– Стукачей слушаешь?

– Грех, батюшка, такими словами бросаться. Людей разных слушаю. Тихих и спокойных… Или не тихих и не спокойных. И, между прочим, есть что послушать.

– Меня ваши дела…

– Знаю, не интересуют. Но… Судите сами. Перед тем, как в клубе начало рваться во второй раз, именно в тот день, на лоходроме кто-то опустил кассира. Чисто, на глазах у всех, и никто его не видел. Явно чужой. И профессионал. Странно? Странно.

Отец Варфоломей неопределенно пожал плечами, ясно давая понять, что не собирается высказывать по этому поводу никакого суждения.

– В тот же день, но ближе к вечеру, Глыба и Димыч едут к специфичному пареньку по кличке Винтик, большому рукодельнику и трудяге. Чуть-чуть помешанному на взрывах. Едут, значит, Димыч и Глыба, едут… Димыч, кстати, для нашего общего друзана Геннадия Федоровича, разные мокрые дела творит…

– Не интересно мне это! – прервал опера священник, – Не мое это дело!