Читать книгу - "Вызываю огонь на себя - Александр Тамоников"

– Это обычное явление. Командиры обязаны контролировать подчиненных.

– И все же неверные к чему-то готовятся. Их наблюдатели начали работу по долине.

– Шайтан! Неужели им стали известны наши планы?

– Не знаю.

– Ладно, продолжай наблюдение.

Фаур поднялся, отряхнулся и, пройдя по склону метров пятьдесят, вошел в пещеру, где находился командный пункт командира отряда «Куфир» Самера аль-Диаба.

– Что? – кратко спросил главарь.

– Чеченцу на посту наблюдения показалось, что в роте неверных какое-то движение. По его мнению, они что-то замышляют.

– Что могут замышлять неверные? Их гонят в наступление, но только идиот решится наступать в сложившейся ситуации. Маневр со сменой позиции удался на славу. Помнишь, как неверные радовались, выйдя на высоту Астара? Словно одержали стратегическую победу. И оставленный нами флаг под улюлюканье сожгли. Свой подняли. А дальше – тупик. И это они поняли.

Фаур кивнул:

– Все это так, Самер, но не кажется ли тебе странным, что асадовцы зашевелились как раз накануне наших ночных мероприятий?

– Чеченцу показалось, мне тоже должно казаться? Не «кажется», Аббас, мы адекватно воспринимаем реальность. Она такова. Рота заняла высоту и вынуждена сидеть на занятом рубеже, не имея возможности продолжать наступление. Это расслабляет. Поэтому ротный, наверняка по совету русского капитана, решил взбодрить подчиненных. Вот и гоняет личный состав.

– Их движения касаются только второго взвода, в первом и в третьем тишина.

– Значит, ты настаиваешь на том, что противник может выйти в долину?

– Я не настаиваю, но они точно что-то замышляют.

– Тогда это значит, что им стало известно о наших планах. В них посвящен очень ограниченный круг лиц: я, ты и командир боевой группы. Три человека. Даже связист и мой телохранитель не в курсе планируемых действий. Я сдать не мог, командир группы находится среди личного состава, и за ним смотрят. Остаешься ты, Аббас! Если неверным стал известен наш план, то передать его противнику мог только ты.

Фаур побледнел.

В рядах ИГИЛ порядки жестокие. Одно лишь подозрение, даже ни на чем не основанное, может привести к казни подозреваемого. Так, на корню, вместе с головами вырезаются даже намеки на измену. И это дает результаты.

– Ты это серьезно, Самер? Но мы же воюем вместе третий год? Мы…

Самер аль-Диаб поднял руку, прервал заместителя:

– Успокойся, Аббас, я всего лишь сделал логическое предположение. Ты не сдавал врагу наш план. Значит, никто не сдавал, и они не в курсе готовящейся акции. Да это и видно. Разве они стали бы, прекрасно зная, что мы наблюдаем за ними, открыто готовиться к каким-либо действиям? Советник у капитана Сабира умный, подготовленный человек. Он профессионал. И не допустил бы элементарной ошибки. Уверен, на той стороне не знают, что мы планируем здесь.

Фаур облегченно вздохнул:

– Ты, конечно, прав, Самер.

– Конечно, иначе не командовал бы одним из основных отрядов корпуса обороны Пальмиры.

– Окончательную задачу когда будешь ставить?

– Ближе к выходу. Впрочем, она практически не будет отличаться от предварительной. Нам надо потрепать роту, и мы ее потреплем. Главное – сжечь хотя бы половину техники асадовцев, и мы ее сожжем. Впрочем, если удастся уничтожить только танки, это уже будет значительный успех.

– Ты не думал, почему действия той же роты Сабира не поддерживаются русской авиацией?

– Сирийской, кстати, тоже. Я не только думал, я искал ответ на этот вопрос.

– Нашел?

– Конечно. Ищущий всегда найдет. Тем более с помощью нужных людей. Бездействие ударной авиации в районе Пальмиры объясняется легко. Русские, заявившие на весь мир об уничтожении памятников древней Пальмиры, не в состоянии наносить такие удары без риска повредить эти древние ценности. Представляешь, какой начнется шум, если русские своими ракетами уничтожат хотя бы один, по сути, никому не нужный памятник? Даже одну колонну? Их тут же обвинят в варварстве. ИГИЛ, мол, уничтожает древние памятники архитектуры, и русские тоже. Русские не дают действовать и сирийской авиации.

– Они не могут использовать свои корректируемые бомбы?

– Для этого нужны наводчики на земле.

– Но их самолеты имеют собственные лазерные системы наведения.

– Эти системы были хороши при ударах по нефтехранилищам, колоннам, командным пунктам, складам – везде, но только не здесь. Здесь цена ошибки слишком высока. Для того же, чтобы навести самолет точно на цель, не задев древних построек, нужны наводчики, которые находились бы рядом с объектами, то есть в зоне ответственности отрядов, и выставляли бы маяки у объектов поражения. Как мне сообщали друзья из руководства сирийской разведки, сейчас у русских таких наводчиков нет. Их не было и раньше. Они перебрасывают подразделения сил специального назначения. Но о наводчиках пока речи не было.

Аббас Фаур спросил:

– Извини, но эта информация надежна?

– Да. Этого достаточно?

– Достаточно.

– Тогда подумай, не стоит ли нам отвлечь действия диверсионной группы выдвижением на огневые позиции перед Черным холмом пары минометных расчетов, а к развалинам у подножия хребта – двух-трех танков?

– Хорошая мысль. Но почему минометы следует выставлять перед холмом? Там они будут досягаемы для танковых орудий противника.

– Танки Асада будут стрелять только в случае, если минометы откроют огонь – у правительственных войск нет лишних боеприпасов. Минометные же расчеты стрелять не будут, как и наши «Т-62». Но ты подумай. Я не настаиваю на отвлекающем маневре. Я верю в профессионализм наших воинов диверсионной группы.

– Да, Самер, я подумаю!

– Решение на совещании. После ужина и молитвы, в двадцать один час здесь, у меня.

– Я понял!

– Ступай, Фаур. И пусть зайдет связист.

– Да, Самер.

Фаур вышел, явился связист с радиостанцией.

– Мне нужен командующий, – сказал аль-Диаб.

– Минуту, саиб.

Связист выставил радиостанцию на стол, включил ее. С третьей попытки доложил:

– Господин Фераз аль-Ахдар на связи.

Командир отряда ИГИЛ принял гарнитуру:

– Раис! Это Шаран.

– Слушаю!

– Я готов отправить дервишей в пустыню.

– Хорошо. Ты на своем КНП?

– Да.

– Когда думаешь говорить с дервишами?

– После молитвы и ужина. В двадцать один час.

– Хоп! Часом раньше я подъеду, ты уже освободишься?