Читать книгу - "Не жди, не кайся, не прощай - Сергей Зверев"

Разложив рядом заряженные магазины, Константин занял позицию возле центрального проема. В нем не было ни злости, ни страха, а только усталость. Взгляд его, брошенный на приближающихся загонщиков, был почти равнодушен. Будущее уже не представлялось покрытым мраком, оно сделалось абсолютно ясным и предсказуемым. Все, что осталось у Константина, это короткое настоящее. Здесь и сейчас. Миг между прошлым и будущим…

Они сунулись не сразу, подбираясь к цеху перебежками, окружая его со всех сторон, прикрывая друг друга на бегу. Пока что вражеские пули не задели Константина, но его лицо, грудь и плечи посекло до крови каменной крошкой, брызжущей от стен.

Рощин высовывался редко и бил одиночными выстрелами. Из проема просматривался лишь небольшой фрагмент двора, а метаться от окна к окну не позволяла простреленная нога. На втором этаже разорвались уже две гранаты, но, поскольку дело происходило не в блокбастере, красивых огненных разрывов не получилось, взрывной волной Константина не подбросило, осколками не изрешетило. Никакой радости по этому поводу он не испытывал. Механически отстреливался, механически прятался за стеной. В людей не целился, стрелял поверх голов, для острастки. Чтобы солдатикам служба медом не казалась. Чтобы нюхнули пороху как следует. Чтобы было потом что вспомнить на гражданке…

– Эх, – произнесет мечтательно какой-нибудь, допустим, младший сержант, сидя, предположим, с боевыми друзьями и не менее боевыми подругами за новогодним столом. – А помните, мы того головореза брали? Ну, который на красном джипе уйти пытался, а потом на заброшенном заводе засел…

– Да-а, жаркий был бой, – согласится какой-нибудь старший сержант, нежно оглаживая льнущую к нему деваху. – Сколько наших там полегло, не счесть…

– Одни мы уцелели, братцы…

– Так давайте же поднимем бокалы за нас, которые в огне не горят, в воде не тонут и под пулями пощады не просят…

– За нас, ребята…

– За тех, кто выжил в той кровавой мясорубке, и за тех, кто не вернулся из боя…

Невесело усмехнувшись, Константин отбросил опустевший магазин и вбил ладонью новый. Автомат плюнул огнем в сторону пятнистых фигурок, пересекавших двор. Один солдатик повернул обратно, остальные благополучно преодолели простреливающийся участок и исчезли из поля зрения.

«Сколько их там? – спросил себя Константин. – Десятка три, не меньше. Вот-вот начнут штурм. Скорей бы уже. Надоел этот фарс. Не получается у меня стрелять по этим балбесам. Как ни завожу себя, все равно не получается. Но, наверное, оно к лучшему. Среди этих парней у меня врагов нет. Не по своей воле они со мной воюют. Их самих на убой гонят. Генералы, полковники, майоры… Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом… А гибнут все больше рядовые, у которых и усы-то еще толком не растут. Без всякой патетики. Грустно, господа. Грустно и гнусно это».

Константин сменил позу, усевшись лицом к лестничному проему. Спиной он прижимался к стене, слева и справа его прикрывали два надежных железобетонных перекрытия. Нет, он не позволит пристрелить себя выстрелом в спину. Умрет, как волк, затравленный, но не сдавшийся. Наверное, кому-то это покажется глупым. Но какое дело Константину до чужого мнения? Он сам по себе. Такой одинокий и усталый, прижатый к стене спиной, без веры в бога и без надежды на спасение.

– Поднимайтесь! – крикнул он, беря автомат на изготовку. – Будет большой кипеш. Смелее, мужики. Умирать не страшно! – Сделал короткую паузу и добавил шепотом: – Почти…

Операция подходила к концу, а майор Жуков, вместо того чтобы радоваться, мрачнел все сильнее. Странный террорист попался его подразделению. Мог бы как минимум парочку бойцов завалить да нескольких ранить, а он, как нарочно, палил мимо. Хоть очередями, хоть одиночными выстрелами, а все равно мимо. Теперь вот еще поддразнивал спецназовцев, приглашая их наверх, кричал, что умирать не страшно. Кого он имел в виду? Себя, что ли?

Не выдержав, Жуков связался с Плющом.

– Товарищ полковник, – сказал он, прикрывая трубку ладонью, – предлагаю взять террориста живым.

– Он, что же, сопротивления не оказывает? – изумился Плющ.

– Оказывает, – ответил Жуков, – но странное какое-то сопротивление. Мажет террорист чертов. Постоянно мажет. Как будто издевается.

– Ты этим недоволен, майор?

– Доволен, но…

– Тогда заканчивай там, – повысил голос Плющ. – Или прикажешь доложить наверх, что вертолет мы потеряли играючись? Ты чуть не погиб на мосту в машине тоже играючись? А? Нет? Тогда не рассусоливай, а действуй. И чтобы через два часа у меня на столе лежала…

«Голова террориста?» – предположил Жуков.

– …фотография с четким изображением ликвидированного террориста, – закончил Плющ. – Конец связи.

Майор спрятал мобильник и подозвал к себе двух бойцов.

– Пойдете со мной, – распорядился он. – Держитесь немного позади. Остальным ждать дальнейших приказаний. – Жуков отыскал взглядом заместителя. – В случае чего ты остаешься за старшего.

Их выдал шорох мусора под подошвами. Дождавшись, когда из лестничного проема покажется голова, Константин нажал на спусковой крючок. Автомат ожил в руках, загрохотал, плюясь свинцом. Пули прошлись по бетону размашистой синусоидой, вынуждая спецназовца упасть на ступеньки. Секунду спустя он высунулся, чтобы дать ответную очередь. Пули защелкали вокруг сидящего Константина, рикошетя от стен. Он почувствовал, как его ударило в грудь твердым и горячим. Стало трудно дышать.

С трудом подняв автомат, Рощин открыл ответный огонь. Спецназовец опять залег.

– Попали в него, товарищ майор? – услышал Константин встревоженный шепот.

– Хрен там! – крикнул он. – Ваш майор стрелять толком не умеет. Тоже мне, спецназовцы выискались. Что у вас за специальное назначение такое? В укрытии отсиживаться?

На этот раз из проема высунулся не один человек, а сразу трое. Град пуль обрушился на Константина, который не успел сделать ни одного ответного выстрела.

Или не захотел?

Вот какой вопрос мучил майора Жукова, стоящего над трупом с дымящимся автоматом в руках. Постепенно за его спиной собирались все те, кому было приказано ждать внизу. Но Жукову было не до них. Он все вглядывался в лицо убитого им парня и старался понять, чему тот улыбался перед смертью. Старался – и не мог…