Читать книгу - "Шах и мат - Георгий Олежанский"

— М-да, не за этим, хотя предпочел бы поговорить именно о них.

— Наши возможности не всегда совпадают с нашими желаниями, Константин.

Кривошеев поморщился.

— Ты слишком увлекся Гайдаем, Дитрих, — ответил он.

Дитрих сделал еще один глоток молока, облизнувшись от удовольствия. В такие минуты он походил на чванливого старого кота, что прожил спокойную жизнь в теплом доме под присмотром обожающей хозяйки.

— Вы, русские, совершенно забываете о деталях, — произнес он, устраиваясь поудобнее на диванчике, — это ваша беда. Странно, как вы вообще смогли достичь значительных высот в разведке. — Голос Дитриха отдавал нотками искренней серьезности.

— Ты это говоришь каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, — недовольно пробурчал Кривошеев.

— Исключительно потому, что считаю тебя другом.

— Исключительно, — подчеркнул Константин Сергеевич.

Дитрих одним глотком допил молоко, жестом попросив кого-нибудь из персонала подойти, чтобы повторить заказ.

— Милая фройляйн, — Кривошеев нисколько не удивился, когда к столику приблизилась девушка-менеджер, оставив рабочее место у входа в кафе, — сделайте одолжение почтенному немцу, повторите стаканчик столь замечательного теплого молока с зефиром.

— Можно просто Лиза, — кокетливо ответила девушка и передала заказ проходившему мимо столика официанту.

— Ладно, Константин, перейдем к делу.

Дитрих, полностью погруженный в мысли, с минуту внимательно рассматривал нечеткую фотографию с изображением неизвестного мужчины.

— Могу сказать, что человек — европеец. И черты лица, насколько может позволить судить качество фотографии, очень знакомы.

— Я тебе скажу больше, друг мой, — ответил Кривошеев, — это Джонатан Питерс.

— Тогда весьма странной представляется мысль: почему он Араб? — с сомнением спросил Дитрих.

— К сожалению, у нас нет другой информации, — ответил Кривошеев, — и другого предположения. Возможно, эта фотография — единственная нить, документально зафиксированная, которая связывает Питерса и Араба.

Дитрих снова погрузился в изучение снимка.

— Много вопросов, на которые нет ответов, Константин, — наконец заговорил немец, и Кривошеев кивнул. — Что есть у ФСБ в отношении Араба?

Константин Сергеевич ответил не сразу.

— Хм, — неуверенно начал он, — немного. Известно, что Араб — это очень ценный источник ЦРУ, подготовленный, так сказать, старой школой. Впервые с ним столкнулись еще в Афганистане, как правило, через него взаимодействовали талибы с американскими агентами из ЦРУ и РУМО США.

— Я тебя поправлю, — перебил Дитрих, — просто не люблю неточности. Впервые мы с ним столкнулись еще в шестьдесят восьмом. И я тогда сказал, что не обратить на него внимания — преступление.

— Не исключено.

— Константин, — Дитрих резко оборвал друга, — мы знакомы очень давно. Прошу, оставим недомолвки. Я не могу и ужасно не люблю работать в условиях усеченной информации. В конечном итоге, ты меня пригласил.

— Хорошо, Дит, — Константин Сергеевич тяжело вздохнул, — с учетом полученной фотографии наши предположения, что Араб — связующее звено между исламскими экстремистами и США, подтверждается. Как я уже сказал, достоверно установлен факт участия Араба в советско-афганском конфликте, имеется оперативная информация о присутствии во время инцидента с 12-й пограничной заставой в девяносто третьем году в Таджикистане. Присутствие Араба зафиксировано в Первую чеченскую кампанию. И вот сейчас он снова объявился.

— Могу предположить, — ответил Дитрих, — что наши заокеанские коллеги затевают весьма крупное предприятие.

— Все, что нам пока известно, так это то, что Араб, вероятно, финансирует чеченских боевиков. На Украине зафиксирован контакт с Оздамировым Исламом, телохранителем полевого командира Сулимана Гагкаева. Это наиболее одиозный полевой командир. После ликвидации Хаттаба именно он стал идейным главой движения «Имарат Кавказ». Чтобы расставить все точки в возможных связях чеченских боевиков с Арабом, мне и нужна помощь друзей по Штази.

— Ты верно подметил, Константин, — вздохнул Дитрих, и секундное сожаление проскользнуло по его лицу, — бывшее Штази. После развала Союза ваше правительство продало нас со всеми архивами Западу. Я бы процитировал ваше же выражение: «со всеми потрохами». Знаешь, Константин, не очень приятно осознавать, что тебя продали.

Константин Сергеевич понимал. Но вместе с тем жизнь и служба в органах научили не поддаваться эмоциям, какими бы они ни были: позитивными или негативными. Ведь в конечном счете есть благородная цель и перспективные идеи, на которых зиждется система государственной безопасности. Ну, а если исполнение хромает и вероятность достижения цели низка, стоит ли из-за этого поддаваться пессимизму?

— Нас всех предавали, Дитрих. А кого-то и не единожды. Профессию мы сами выбрали.

— Как вы, русские, любите философствовать!

— И не придаем значения деталям, отчего у нас проблемы, — добавил Кривошеев.

И друзья рассмеялись.