Читать книгу - "Одержимость - Фридрих Незнанский"

— А на чем ваша вдова основывает свои подозрения?

— Моя вдова, ну надо же! Хорошо звучит. Никаких вразумительных объяснений она не дала, но вопрос опять не по адресу: Гончарова не посвящена в тайны мадридского двора. Где-то что-то слышала краем уха, от Болотникова или еще от кого, вникать, естественно, никогда не вникала, так что разматывать с этой стороны бесперспективно. Да и версию она высказала в порядке бреда. Но по здравом размышлении мне она представляется весьма и весьма…

— Что «весьма»?! В струю она — это да! С вашими предыдущими фантасмагориями.

— Не скажите. — Гордеев с сомнением поглядел на кофеварку. — Все ведь одно к одному: шахматную программу писали очень секретные ребята — выкормыши нашего пентагона, у Осетрова имеются пятна в спортивной биографии. Или вы станете меня убеждать, что он их смыл?

— Слова-то какие! Пятна в биографии… смыл…

— Вы сердитесь потому, что я прав. Кофе будете?

— Нет. Пил уже, хватит на сегодня. А сержусь я на вас потому, что считал и считаю вас взрослым, здравомыслящим человеком, а вы в детсадовских шпионов играете. Женя сама по себе что-то выискивает, вы — сами по себе. Сами же мне постоянно долдоните: что-то с этими шахматистами не чисто. А ну, как из-за этих вот ваших нечистот ее в темном закоулке кирпичом по голове?!

— Вы сердитесь потому, что я прав, — упрямо повторил Гордеев. — Руку даю на отсечение: Осетров — дрянь человечишка, от него можно чего угодно ждать.

— Вы у нас зато безупречны! — проворчал Заставнюк утомленно. Видимо, переживания за испорченные архивы отняли слишком много нервной энергии. — Вот растолкуйте мне: почему вы считаете себя вправе навешивать людям ярлыки? Осетров — дрянной человечишка. А вы — матерый. Он, между прочим, чемпион мира.

— Если быть точным, экс-чемпион.

— Какая разница? Становился чемпионом. А вы ему оп — бирку. Серийный убийца гроссмейстеров.

— Я никому ярлыков не навешиваю! И вы, Савелий Ильич, это прекрасно понимаете, — обиделся Гордеев.

— Нет, не понимаю. Как иначе прикажете называть то, что вы делаете?

— Чтобы разобраться в явлении, я должен разложить его… грубо говоря, на известные составляющие. Если я сталкиваюсь с чем-то доселе неведомым, я даю этому определение. Пытаюсь, по крайней мере, дать. Вот и все.

— Ага! Вы, значит, не на человека навешиваете ярлык, вы его сперва расчленяете на части, а уж потом маркируете: мозги иссушенные, заплывшие жиром, внутренности тухлые с червоточиной, где была совесть, там вырос сами знаете кто.

— Не передергивайте, Савелий Ильич! Не человек разделяется на составные части, а поступки и мотивы.

— Это все отговорки! Кто твердил: «Не будем спорить о терминах!»? Ваши слова?

— Мои, ну и что с того?

— Вы присваиваете себе право судить других, вот что! Вы же юрист, адвокат, как вы можете защищать людей, если в каждом заранее подозреваете изъяны, пороки и несовершенства?!

— Фу, ну вы и нагородили! — Гордееву стало смешно. Налив себе кофе, он подошел к батарее проведать несчастные папки. С виду они почти просохли. — Ничего не слиплось, и краска нигде не растеклась, — удовлетворенно сообщил он.

— Слава тебе господи! — ожил Заставнюк. — Что конкретно вы хотели узнать про Осетрова?

— Психологический портрет плюс мотив.

— Опять за рыбу деньги!

— У вас материалов — море разливанное. Только они в большинстве своем тенденциозны, всяк же кулик поносит соседнее болото. Я могу подогнать факты под свою версию элементарно, но, что бы вы там ни говорили, Савелий Ильич, стремлюсь я в первую очередь к объективности. А посему соваться без лоцмана в эти фекальные воды не хочу.

— Ладно, слушайте про своего Осетрова, — сдался Заставнюк. — Став чемпионом, он крепко подружился с тогдашним руководством Шахматной федерации — там всем хотелось делать вид, что они борцы за честь державы, вдохновители и организаторы шахматных побед. Когда подрос новый строптивый претендент, руководство начало плутовать, не буду утверждать, что с подачи Осетрова, но, безусловно, к его прямой выгоде. Обманули претендента с городом, где должен был состояться полуфинал отборочного цикла, в ФИДЕ перенесли матч из Голландии в Штаты, сами же ехать претенденту в Америку не позволили, думали, зачтут ему поражение за неявку. Но сорвалось. И потом много всего было. Прерванный матч, когда у Осетрова нервы сдали. Претендент уже стал чемпионом, так к нему тренеров не отпускали на сборы — они как бы военнослужащие, а один шпионил в пользу Осетрова. Психолог его переметнулся к Осетрову. Но все равно нельзя обвинять огульно его одного. Он дружил с системой, она его защищала. Сейчас система, конечно, развалилась, но у него от былого величия остался шахматный журнал и дружба с большими людьми.

— Савелий Ильич, — прервал Гордеев, — дело в том, что и тренер Мельника Чирков, и тренер Болотникова Гуревич — люди, близкие Осетрову. Напрашивается аналогия. Помните, Данила, малолетний ученик Мовсесяна, упоминал, что, когда Мельник придумал дивную по красоте дебютную комбинацию, компьютер ее словно заранее знал. Кто сказал, что в перерывах между партиями Осетров не имел доступа к «Владимиру I»? Очень даже мог иметь и мог по ходу модифицировать так называемую дебютную базу.

Заставнюк посмотрел на него неодобрительно, снова настраиваясь на словесную баталию.

— Думаете, я не вижу, чего вам хочется?! Придать вес своим измышлениям и прикрыться моим авторитетом!

— Думаю, вы заблуждаетесь, — попытался возразить Гордеев, но старик уже вошел в раж.

— И не пытайтесь вкручивать мозги начальству! Воскобойников не тот человек.

— Вы сами себе противоречите, Савелий Ильич! — видя, что Заставнюка не урезонить, Гордеев тоже повысил голос, распаляясь от собственных же слов: — Я не собираюсь никому пускать пыль в глаза. Или вы хотите сказать, Воскобойников сам прекрасно знает, что такое Осетров, и не нужно это лишний раз педалировать? Это уже другой разговор, но в мыслях у меня все равно не было ни малейшего криминала.

— Как же не было? Черт знает что вбили себе в голову, и меня провоцируете на болтовню, пока Женя дело делает! Если вы этого еще не понимаете, тогда…

— И опять вы сами себе противоречите. Вы знаете, из-за чего погибли Болотников и Мельник? Не знаете. Никто не знает. А посему мы с Брусникиной движемся разными путями, пока один из нас не натолкнется на что-нибудь существенное или не убедится, что зашел в глухой тупик. А если вы мечтаете, чтобы мы поскорей пересеклись, прекратите тратить попусту свое и мое время и бездоказательно меня уговаривать, я на уговоры не поддаюсь. Лучше найдите мне еще факты об Осетрове, вдобавок или в противовес к тем, что рассказали. А я пока выверну наизнанку Норинского!

Оставив последнее слово за собой, Гордеев преисполнился кипучей энергии, он был готов немедленно лететь навстречу с болотниковским лучшим другом, хватать за грудки и вытряхивать из него правду, хотя после кофе голова пульсировала, как эластичный аквариум, в котором под монотонную, завывающую музыку танцуют медузы.