Читать книгу - "Бригадир - Борис Седов"

– Не так чтобы, – холодно бросил Влад. – Стукач, значит, есть. Кто, поделись секретом. Теперь-то уж не все ли равно? – Это был пробный шар, брошенный Рэмбо. С целью просчитать дальнейшие намерения Чалого. Если сын вора собирается его мочить здесь и сейчас, бессмысленно хранить тайны.

– Слишком много хочешь. Так я тебе и раскололся, – фыркнул Чалый, отрицательно покачав головой. – Зачем мне пацана подставлять? Сам догадайся, умник. Мозгов хватит. Может быть.

– Догадаюсь, – спокойно парировал Влад. – Будет время.

– Крепко тебя на кладбище приложило, – помедлив, задумчиво процедил Чалый, пропустив мимо ушей фразу насчет «будет время». И это был второй, обнадеживающий Невского знак. – Менты говорят – дистанционка, триста грамм тротила. Плюс – гайки. Одного не пойму, какого хрена ты в эту дыру притащился вместо того, чтобы в больнице, под присмотром врачей башню лечить? Апельсины жрать и медсестер за задницу щипать в отдельной палате-люкс, с душем и теликом. Что, очко жим-жим, бригадир! Или, думал, здесь тебя мокрушникам сложнее будет найти и кончить? Наивный Парамоша. – Чалый надменно ощерился. – Вопрос – херня. На пять минут. Любой из твоих старших, если грамотно взять за глотку, расколется за минуту.

– И ты взял? За глотку? – продолжая качать ситуацию, утвердительно предположил Влад.

– Не было нужды, – ухмыльнулся Чалый. – Мне про твою нору так рассказали. Без членовредительства. Вот я и… решил навестить больного. Извини, генацвале, без приглашения. И даже без подарков. Времени не было с тобой созваниваться и на рынок за витаминами заруливать. Решил сделать сюрприз. Потому как хлопцы твои, считая меня виновником всех ваших бед и по всему Питеру вторые сутки дюже шибко шукая, по ходу сильно и незаслуженно обидели одного очень хорошего и нужного мне человека. Мою, не побоюсь этого слова, священную корову. То есть – мужа родной сестры моей… скажем так, гражданской жены. Ворвались, понимаешь, среди ночи, как беспредельщики, в солидный загородный дом, в Репино, сильно избили охрану, пытали хозяина, где меня можно найти. Это хорошо еще, что жены с детишками дома не было, у тещи гостили… А узнав у бедолаги мой адрес, уходя, в числе прочего барахла, то есть жениных цацек и тридцати пяти тонн зеленых денег, забрали две очень ценные вещицы. Крестик золотой фамильный, размером с ладонь. Семнадцатого века. С не самыми плохими камушками. И иконку. Маленькую такую, на дубовой доске. В серебряном окладе. Четырнадцатого века она. Стоимостью, всего – навсего, семьсот тысяч баксов. Хорошо, хоть человек порядочный попался. Чужой адрес извергам назвал. И тут же мне на трубочку позвонил, мол, так и так. Обидели меня ребятки Рэмбо. И ограбили. А теперь, когда узнают, что по ложному следу их пустил, вообще шибко на меня зуб иметь станут. Так шибко, что ни мне, ни жене, ни детям малым в недавно отстроенном и милом моему сердцу доме появляться станет опасно и придется прятаться. Хотя – очень не хочется. А хочется вернуть украденное и жить сыто, тихо и спокойно… Вот я и решил, что пора, наконец, объявиться и заступиться за человека, поскольку его благополучие напрямую связано с моим. А я деньги зря терять не люблю… Ну, и заодно тему стремную до кучи разрулить. Так сказать, кто из ху. Потому как ошибочка вышла. Мочить тебя и твоих бойцов ни в Коми, ни на Южном кладбище я не собирался. Нет у меня к тебе никаких предъяв по жизни. И делить нам нечего. А вот все остальное тебя не касается. Сечешь поляну, Невский?

– Меня с пацанами не собирался, – Влад выдержал колючий взгляд Чалого. – А Индейца?

– А что Индеец? – фальшиво удивившись, приподнял брови Чалый.

– Девочку смазливую в девяносто втором кто Антохе подставил? Ворону с подельником кто на угнанном грузовике навстречу Антохиной бэмке, по дороге в Павловск, пустил? Чтобы в кювет с трассы сбросить.

Типа авария. Все чисто. А если сам от удара не сдохнет – можно по-быстрому бензинчику сверху тачки плеснуть и поджечь?! Только не рассчитали твои сявки надежность машины. И не думали, что у Индейца, едущего трахаться к биксе, ствол при себе окажется.

– Надо же, – помедлив, хмыкнул и покачал головой Чалый. – Срисовал, значит, рожу Вороны? Падла. – Сын вора достал коробочку с сигарами, закурил, пыхнул ядреным дымком. Даже не догадываясь, что секунду назад, косвенно признавшись в том, что слыхом не слыхивал о содержании предсмертного письма Индейца, тем самым невольно сдал с потрохами своего стукача. Глянул на Рэмбо с прищуром, сказал тихо:

– Ладно, сознаюсь. Был грех. Потому как было за что. Если бы не Индеец… может, все сложилось бы совсем иначе. Это ведь он, тварь, за сутки до того, как мои пацаны должны были тачку Вампира на маршруте взорвать, зареченским нашу хату в Лебяжьем сдал. Киллер Вампира девять человек ночью одним выстрелом из гранатомета в окно положил. И что, Индеец хотел, чтобы я, как поп, после этого грехи ему отпустил?!.

Чалый замолчал. Нервно дернул головой. Взял себя в руки. Продолжил, уже спокойнее:

– Но повезло уроду. Аэрбэк спас. Не дал во время удара через лобовое стекло вылететь. А на следующий день я узнал, что у Ленки, у нас с ней, в Стокгольме сын родился. В то утро я и решил, что с меня хватит. Теперь я буду просто жить. Для себя и своей семьи. Благо, с баблом проблем нет, все на мази. Дал отбой. Сел на самолет, улетел в Швецию. Поклялся, что ноги моей здесь, в России, больше не будет. Так бы все и осталось. Но потом… я встретил кое-кого, и понял, что мой отец умер не сам. Его убили. И сделал это зонов-ский лепила, в больничке, по приказу вашего пахана, дядя Коли! За двадцать пять кусков!

– Андреич действительно был родным братом Костыля? – удачно воспользовался возникшей паузой Невский.

– Да. Они были родными братьями, – кивнул Чалый. – Колька на два года младше. Тогда они в Новгороде жили. К шестьдесят второму году оба успели отмотать по три ходки за кражи. Встретились, оказавшись на свободе одновременно, первый раз за восемь лет. Отец еще не был коронован вором, но жил строго по закону. Познакомился с моей будущей матерью, она тогда была с Колькой. Не расписанные жили, так просто. Любовь у них вспыхнула. А через неделю отец снова сел, по старым делам взяли. О том, что мать беременна от него, узнал уже в тюрьме… Когда мать Кольке все честно рассказала, он избил ее, на глазах у бабки, умышленно пинал ногами в живот, чтобы меня кончить. Сломал несколько ребер. Потом запил по-черному, в угаре пырнул мужика пером и тоже сел. А мать месяц лежала в больнице. Меня сохранить смогла. Отцу про побои ничего не сказала. И бабку просила, чтобы та молчала. Мол, сама виновата, сердцу не прикажешь. Но старуха не удержалась, все написала в письме. Тогда отец поклялся, что выйдет и убьет Кольку. Как они позже друг дружку не замочили, краями разошлись – я не в курсе. Костыль на эту тему никогда не говорил. Могу лишь предположить, что отец по каким-то своим соображениям пожалел Кольку. А Колька, после того, как отца в Воркуте короновали, не имел права его трогать. Вора может убить только равный. Или назначенный сходняком палач… О том, при каких обстоятельствах я родился, я узнал уже от бабки. Мне шестнадцать лет тогда было. Проговорилась, старая, на поминках, когда матери не стало. И я наконец-то понял, почему брат отца, Колька, меня и мать по жизни ненавидел… И тут, через три с лишним года после смерти отца, я вдруг узнаю, что его, больного и уже одной ногой стоявшего в могиле, зажмурили по приказу Кольки! Не простил старшему брату, что бабу у него отбил. Дождался подходящего момента, урод! Кассиус лично ездил на север, передал лавэ главному эскулапу больнички, где умирал от туберкулеза отец! За что?! За заботливый уход за больным?!. И я поклялся, что вернусь и уничтожу всех троих – Кольку, Кассиуса и лепилу. Приехал в Питер. Позвонил Кольке. Предложил встретиться без свидетелей, обкашлять под бутылочку перспективную тему…