Читать книгу - "Сокровище Джунаида - Михаил Шалаев"

Через час вернулись в больницу. Врач сказал, что Гульнара спит, и будить ее сейчас нельзя. На вопрос, когда можно, дежурный врач сказал, что можно будет только родственникам. На этом вопросы закончились, сослуживцы неловко потоптались — и попрощались.

На улице Упырев капризно заявил, что смертельно устал и посадил за руль Владимира. Тот выехал на трассу и уже через полтора часа въезжал в Туркменбаши — морские ворота Туркмении.

К тому времени у него уже тоже слипались глаза. Кое-как отыскав городскую центральную площадь, на которой, по свидетельству местных жителей, находилась и гостиница, Владимир припарковался и растолкал Упырева.

Свободных мест оказалось сколько душе угодно. Видно, городские власти не могли пожаловаться на переизбыток приезжих. Владимир снял двухместный номер, и они пошли спать, не забыв захватить с собой золотые слитки и мешочек с камнями. На всякий случай — если, например, джип угонят. Друзья спали до вечера, а вечером поужинали в ресторане на первом этаже и опять завалились спать — до утра.

Утром Упырев, сев за руль, завел тот самый разговор, которого Деревянко ждал с ужасом:

— Как же мы ее бросили? — Леха смотрел прямо перед собой, будто обращался с вопросом к рулю.

— Мы ее не бросили, — возразил Деревянко безнадежным голосом. — Мы ее в больницу отвезли и кровь дали.

— Кровь… — проворчал Упырь. — Подумаешь — кровь… А в поселке ее снова этот… участковый доставать начнет. Если не хуже. Он же ее и в тюрьму засадить может — запросто!

— Да, может, — согласился прапорщик. — А вот мы ни хрена не можем! У нее даже документов нет, ты понимаешь?

— Ну и что? Подумаешь — документы… Их купить можно.

— Ну, ладно, допустим, вывезешь. Допустим, купишь паспорт. Но у нее же гражданства нет. А гражданство — это такая штука, когда все проверяется, ты понимаешь? У нее же ни свидетельства о рождении, ни аттестата — ничего! Где ты все это брать собираешься?

— Молодец, Дерево, правильно говоришь. Вот так, значит, и будем действовать.

— Как?

— Увидишь.

И так, ничего толком не объяснив, Упырев погнал «паджеро» назад, в Небит-Даг. Деревянко философски пожал плечами и замолчал. Он знал, что остановить сослуживца невозможно. Только пробормотал себе под нос:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь… — и отвернулся к окну, за которым тянулся тоскливый туркменский пейзаж: пустыня, в которой не за что уцепиться глазу…

Мурад, выехав на верблюжью тропу, услышал прозвучавшие ему вслед выстрелы, но только пригнулся поближе к рулю и покрепче прижал педаль газа. Он ожидал преследования, но, видимо, приближение противника не позволило остальным пуститься в погоню. На это пьяница-интеллигент и рассчитывал. Он гнал машину по пустыне, мысленно давая страшные клятвы навсегда бросить пить, если Всевышний спасет его. Архивный работник, так безжалостно вытолкнутый жизнью из пыльного бумажного покоя в жестокую реальность, еще услыхал позади далекие выстрелы, а потом громыхнул взрыв, но это его уже не касалось. Пьяница-интеллигент твердо решил до конца использовать выпавший ему шанс, чтобы выйти из этой переделки живым.

Он без остановки миновал Аджикуи и вывернул на ясханскую дорогу, ведущую в Небит-Даг. Снова по правую руку от него потянулись хребты Большого Балхана, вздымавшиеся на фоне звездного неба загадочными темными силуэтами. Он искренне надеялся, что видит их в последний раз.

На окраине Небит-Дага Мурад нашел кратчайший путь на трассу, ведущую в Ашхабад и выехал на нее с огромным облегчением: теперь его уже будет не так просто обнаружить.

За три часа пьяница-интеллигент достиг Кизыл-Арвата, где бросил ненавистный «форд» с иранскими номерами. Он вытащил из потайного кармана заначку, взял в ночном ларьке пива и благополучно дождался утра на какой-то скамеечке. Потом он позавтракал в столовой и сел на рейсовый междугородный автобус, следующий в столицу независимого Туркменистана. Кстати, после пережитых приключений жизнь под деспотическим правлением «Первого и Пожизненного» уже не казалась ему такой отвратительной. В ней определенно были свои прелести.

Утро выдалось очень жарким. Засыпая в мягком кресле и обливаясь потом, он подумал, что по приезду первым делом возьмет в забегаловке напротив дома баклажку бочкового пива с парой шампуров сочного люля-кебаба. А потом польет из шланга беседку возле подъезда — для прохлады, и употребит это все на своем любимом топчане, покрытом мягкой старой кошмой…

Участковый оказался незаменимым человеком. Они только на полчаса остановились в Небит-Даге, где врач, знакомый Порсы, в домашних условиях промыл и наложил повязку на рану Сапара. Он сказал, что до Красноводска раненый должен продержаться. А уж в Красноводске — то есть в Туркменбаши, участковый гарантировал полное медицинское обслуживание без лишних вопросов.

Они преодолели расстояние до портового города с максимально возможной скоростью. Там, в больнице, врач-хирург за действительно умеренную плату в триста долларов без лишних вопросов прооперировал Сапара, извлек пулю и заверил, что рана не очень серьезная, а потому через сутки-другие раненого можно будет транспортировать паромом без риска для его здоровья.

Убедившись, что здесь все в порядке, Порсы, у которого, по-видимому, везде были знакомые, быстренько смотался в порт. По возвращении он сообщил Аннаниязу, что место на корабле им обеспечено, как и беспрепятственное прохождение пограничного контроля и таможенной службы. Аннанияз был тронут его заботой, но с благодарностями не спешил. Он знал, что сможет вздохнуть спокойно только тогда, когда паром отчалит от туркменского берега в направлении Баку.

Все так и вышло. Уже через день Сапар мог понемногу ходить, и тем же вечером Порсы посадил их на паром. Он лично прошел с ними через пограничный контроль и уговорил таможенников не досматривать их «ниссан». Потом проводил новых знакомых до трапа. Там Аннанияз пригласил участкового посетить с дружественным визитом Летнюю ставку, обещая прекрасный отдых, и отсчитал пятьсот долларов в качестве благодарности за хлопоты. Порсы их не чинясь принял, ибо его ожидали трудные времена: за исчезновение поднадзорной по головке не погладят. А он почему-то был уверен, что уже никогда ее больше не увидит. Так что ожидать приходилось худшего. Хотя, может, и обойдется…

Порсы неловко потоптался и неожиданно спросил Аннанияза:

— А как ты думаешь, этот клад есть на самом деле, или нет?

— Да черт его знает. Сердар был уверен, что есть. А мне это по фигу. Чуть сына, вон, не потерял… А денег на жизнь мы с ним и так заработаем.

Отец с сыном поднялись на борт корабля и скрылись в каюте, а потом Аннанияз, уложив Сапара, вышел один, и долго стоял, облокотившись на поручни, куря «Беломор», улыбаясь Порсы и поплевывая за борт. Когда паром «Нейтральный Туркменистан» отчалил, он еще раз махнул участковому рукой и отправился вниз.

А Порсы стоял у причала, пока огромный корабль разворачивался и выходил из залива в открытое море. Участковому почему-то пришло в голову, что вместе с паромом навсегда уходит в туманную даль вся его прошлая жизнь — такая же неуклюжая, плюхающаяся в грязной воде пополам с отбросами. Порсы тоже смачно плюнул в заляпанную нефтепродуктами акваторию порта и ушел. У него вызревал план насчет дальнейшего.