Читать книгу - "Второй выстрел - Зоэ Шарп"

— Но она вернется ко мне? — Попытка произнести это без жалостливой мольбы не увенчалась успехом.

— Да, — ласково утешил меня врач, — у нас есть все основания на это надеяться.

Я на мгновение закрыла глаза.

— Спасибо.

— На здоровье. Так вы сжалитесь над тем молодым человеком за дверью?

Я снова открыла глаза, бросила взгляд на отца и уловила слегка виноватое выражение на его лице.

— Над каким молодым человеком? — резко спросила я. Ну, по крайней мере, мысленно спросила резко. На самом-то деле с моих губ сорвалось лишь невнятное бормотание.

Брови хирурга удивленно взлетели вверх, и его глаза забегали между мной и отцом, как будто он понял, что сказал что-то не то. Но уже через пару секунд к нему вернулась привычная самоуверенность, и он утвердился в мысли, что никакой ошибки тут быть не могло.

— Ну как же, молодой человек из Англии, — пояснил он. — Приехал через день после того, как вас сюда привезли, и с тех пор сидит в коридоре.

— Шон, — сказала я, и что-то сломалось у меня внутри. От неожиданного, невероятного облегчения у меня брызнули слезы. Я чувствовала, как они текут по лицу, собираясь между щекой и подушкой. Раз прорвавшись, они хлынули безудержным потоком. Я все плакала и плакала, пытаясь не слишком содрогаться от рыданий, но тщетно: боль заставляла меня плакать еще сильнее, а плач усиливал боль.

— Я так понимаю, вы хотите его увидеть?

Я смогла только кивнуть в ответ, не в силах озвучить обвинения в адрес отца, который снова не подпускал ко мне Шона в тот момент, когда он был мне нужен больше всех.

В следующий раз, когда я открыла глаза, был уже день. Приподняв голову от подушки, я увидела Шона, сидящего в мягком кресле у моей кровати. Он подпирал голову рукой, поставив локоть на подлокотник, и крепко спал.

Даже во сне он выглядел угрожающе. Если бы не дорогие часы «Брайтлинг» на его запястье — и если бы он не был допущен в палату бесспорно авторитетным хирургом, — любая медсестра, заглянув ко мне и увидев Шона, немедленно позвала бы охрану.

Сначала я тихонько лежала и наблюдала за ним. Шон был в джинсах и простой белой футболке и явно не брился с утра. На фоне покрывавшей подбородок щетины его кожа казалась бледной; опущенные темные ресницы выглядели неестественно длинными.

Много лет назад в моей жизни был момент, когда мне было больно, я была напугана и унижена и каждый день молилась о том, чтобы проснуться однажды в военном госпитале и увидеть, что этот мужчина сидит у моей кровати. Но он так и не пришел. Он даже не знал, что со мной случилось, — узнал гораздо позже… слишком поздно.

Тогда наши отношения были тайными, запретными. Шон был одним из моих инструкторов, и любой намек на нашу связь разрушил бы карьеру обоим. После зверского нападения на меня, но до того, как состоялся этот фарс военного трибунала и я оказалась в опале, — когда я все еще наивно полагала, что меня ждет какое-то будущее в армии, — я не осмеливалась спрашивать о нем. Иногда я гадала, изменилось ли бы что-нибудь, если бы я дала о себе знать раньше.

Было странно лежать в больнице при похожих и в то же время совсем других обстоятельствах, проснуться и увидеть, что Шон сидит у моей кровати. Конечно, я испытывала глубокую благодарность за то, что он рядом. Как только врач сообщил о его присутствии, я почувствовала, как с меня свалился огромный груз ответственности, который давил на грудь гораздо сильнее, чем отказавшее легкое.

Но вскоре облегчение сменилось тяжелым чувством вины. Ведь мне доверили задание, а я его с треском провалила. Я осталась жива, а Симона — нет. И еще Элла…

Нет, лучше и не думать о том, что сейчас происходит с Эллой.

Должно быть, от подобных размышлений у меня участилось дыхание, потому что в этот момент глаза Шона дернулись под веками и резко открылись, ясные, как будто он и не спал вовсе.

Шон заметил, что я смотрю на него, и без колебаний улыбнулся.

— Привет, — сказала я.

— Привет, Чарли, — мягко отозвался он. — Как ты?

— Прекрасно, — слабым голосом ответила я. — Но, надеюсь, ты простишь меня, если я не пойду сегодня на танцы.

Шон удивленно приподнял бровь.

— Ты танцуешь?

— Только когда напиваюсь.

— В таком случае, — сказал он, зажигая одну из своих медленно тлеющих улыбок, — напомни мне угостить тебя дешевой выпивкой при первой же возможности.

Тут мы оба замолчали, исчерпав запас реплик для светской беседы.

— Как думаешь, — начал он, подавшись вперед и опираясь руками на колени, — ты уже готова дать краткий отчет?

— Пожалуй, — с откровенной неохотной согласилась я. — Полагаю, все это доставило немало хлопот.

— Бывало и похуже, — ответил Шон, устало улыбнувшись. — Полицейские, кстати, очень настойчиво выражали намерение с тобой поговорить о том, что случилось, но твой отец держал их на расстоянии так же успешно, как меня.

— Я не знала, что ты здесь, пока мне не сказал хирург, — зачем-то принялась я оправдываться.

— Все в порядке. Мне казалось, будет не очень хорошо, если я вырублю твоего дорогого папочку прямо в коридоре. По крайней мере, мне позволили подождать в холле, а не на парковке.

— Извини.

— Да брось, — пожал плечами Шон. — Ты не хуже меня знаешь, что наши с ним чувства взаимны.

Я коротко пересказала события, которые произошли между моим последним звонком Шону и падением в овраг, стараясь сохранять максимальную беспристрастность и объективность.

Шон почти не прерывал меня, предпочитая, чтобы я изложила историю своими словами. Только деликатно помогал наводящими вопросами, если я сбивалась. Мне приходилось почти физически напрягаться, чтобы заставить свой мозг сконцентрироваться и не упускать нить повествования. Иногда паузы затягивались на несколько секунд и даже минут, прежде чем я находила в себе силы продолжить. К тому моменту, как рассказ был окончен, я вся дрожала и покрылась испариной; кроме того, у меня ужасно разболелась голова — адская боль пульсировала за левым глазом. Нижнюю часть правого легкого будто тянул вниз тяжелый камень.

Когда я замолчала, Шон некоторое время сидел, не произнося ни слова, и смотрел, нахмурившись, в одну точку на изголовье кровати.

— Повтори-ка, что сказала Симона, когда ты увидела ее в доме Лукасов, — попросил он наконец.

— Кричала, что он его убил и она это видела. И еще что любила его. Потом назвала его гребаным ублюдком, и тогда Лукас бросился бежать.

— Значит, она…

— Чем это вы тут заняты? — Голос отца, появившегося в дверях, звучал слишком холодно даже для него.

Черт, надо срочно попросить, пусть подвинут это гадское оборудование, чтобы визитеры меня так больше не пугали, неслышно выползая из ниоткуда.