Читать книгу - "Пастырь из спецназа - Михаил Серегин"

Отец Василий поднялся, как всегда, в половине пятого утра. Вышел на крыльцо, спустился вниз и, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух и торжественно ступая по мощеной поверхности двора, прошел к турнику. Подпрыгнул, повис и подтянулся восемь раз. Больше не смог.

Огромное, некогда такое сильное тело изрядно потеряло форму, и теперь ему приходилось напрягать все свои душевные силы, чтобы заставить его работать как полагается. Хотя, с другой стороны, подтянуть к перекладине такую тушу целых восемь раз тоже было победой; когда он впервые запрыгнул на турник с полмесяца назад, он сумел проделать это лишь дважды. Так что успех был, что называется, налицо.

Услышав, что хозяин поднялся, забеспокоилась и всхрапнула в сарае Стрелка. Отец Василий улыбнулся и пошел к ней. Привыкшая у своего прежнего хозяина к вольному, полубродяжьему существованию, старая кобыла с огромным неудовольствием заходила по вечерам в специально подготовленный для нее сарай и с явным облегчением покидала его по утрам. Ну не любила она закрытых помещений!

Отец Василий открыл высокие воротца, и кобыла с ходу радостно ткнулась большими слюнявыми губами ему в шею.

– Стрелка! – охнул священник. – Ну сколько можно тебе говорить?!

Кобыла сделала вид, что застеснялась, но тут же, как ни в чем не бывало, с глубоким чувством собственного достоинства задрала хвост и, мерно переступая копытами, отправилась на прогулку на задний двор. Здесь, у забора, с видом на речку Студенку, было ее любимое место. «Стрелкин наблюдательный пункт», как, смеясь, называл этот уголок двора отец Василий.

Священник старательно отер последствия «поцелуя», вздохнул и отправился доделывать зарядку: однажды взяв за правило ежеутренне совершать этот «духовный подвиг», он отступать не собирался.

Вообще-то в последнее время все шло очень и очень неплохо. Налаживались не только физическая форма и семейная жизнь отца Василия, но и дела в приходе. После чудесного возвращения в храм иконы Николая Угодника не заметить перемен к лучшему мог разве что слепой. И дело было даже не в резко возросшем количестве пожертвований прихожан.

Икона действительно оказалась чудотворной, и после искреннего обращения к изображенному на ней православному святому у людей самым невероятным образом начинали улаживаться их семейные проблемы, возвращаться утраченные деньги и надежды на будущее. Начавшись однажды с просьбы Анны Тимофеевны Костровой о возвращении сына, пропавшего без вести в Чечне, чудеса продолжали случаться – чуть ли не каждый день! И теперь в храме было не протолкнуться. Народу приходило столько, что в голову отца Василия начали прокрадываться грешные, приправленные гордыней мыслишки вроде: «А не слишком ли мал этот храм для Усть-Кудеяра?»

Даже тайник, в котором сохранялась во все минувшие безбожные времена чудотворная икона, стал своеобразным объектом поклонения. Люди шли и шли посмотреть место, в котором более шестидесяти лет скрывался знаменитый Николай Угодник, и отец Василий даже не стал закладывать кирпичом и замазывать штукатуркой тяжелую кованую дверь, а, напротив, распорядился прокинуть туда «времянку» и вернул на место огромный, обитый железом сундук – пусть смотрят люди, пусть думают…

Только одно печалило местного батюшку: секта «Дети Духа Святого», как они себя называли, судя по всему, и не думала сворачивать свою деятельность… Да, с чудесами дела у них обстояли похуже. После того как внезапно исчез их костолицый предводитель Борис, сами собой иссякли и чудеса. С тех пор никто более в секте не исцелялся и никто не терял десятки килограммов излишнего веса.

Отец Василий помнил, каким счастливым вернулся из последней «разведки во вражеском тылу» переодетый в мирское одеяние диакон Алексий.

– Ваше благословение, – как всегда преувеличенно жестикулируя тонкими руками, начал кричать он. – Все! Кончились наши «Детки»! Выдохлись! Сдохли! Ни одного чуда за весь вечер! Только о деньгах и говорили!

– Акции? – наклонил голову отец Василий.

– Ага. Решали, кому сколько можно выкупить. Ну, если деньги есть, конечно…

Отец Василий покачал головой. Конечно, после исчезновения костолицего рост числа сектантов резко сократился, а их активность вроде бы как снизилась. Но успокаиваться было бы рановато. Псевдодемократизм сектантов был и оставался, пожалуй, самым серьезным противником православия в Усть-Кудеяре. Люди уже очень устали от того, что оказались лишены права что-либо решать в этой жизни, и просто упивались тщательно и сознательно культивируемым в секте духом равенства и братства… И это было более чем опасно.

– Батюшка! – позвала мужа вышедшая на крыльцо попадья. – Блинчики готовы!

Отец Василий вынырнул из воспоминаний, сделал последнее приседание и пошел в дом – принимать душ и завтракать. Впереди предстоял наполненный трудами и заботами день.

* * *

Все шло как и всегда. Начав с благословения и псалмов, священник постепенно перешел к тропарям и пошел вкруг храма с кадилом, когда его взгляд упал на невысокую худенькую женщину, смиренно стоящую у чудотворной иконы. Отец Василий на долю секунды запнулся, но тут же взял себя в руки и направился далее – ему не следовало обращать чрезмерное внимание на обычную гадалку. Хотя положа руку на сердце назвать бабку Софью «обычной» мог разве что священник: обыватели весьма почитали и даже побаивались эту странную женщину…

В ней было странным все, начиная от имени. Здешние жители редко называли своих дочерей такими именами. Но, впрочем, как говорят, она и не была местной – просто однажды появилась в Усть-Кудеяре то ли в сорок шестом, то ли в сорок седьмом году, да так и осталась. И ведь сколько лет прошло, и женщиной она всегда была привлекательной… а не завела себе ни мужа, ни семьи, ни даже дома – так и доживала свой необычно долгий век в общаге птицефабрики. «Софку господь наказал, – говорили набожные старушки из тех, что с утра до вечера крутятся в церквях. – И поделом! Будет знать, как народ православный смущать!» Но когда прижимало всерьез, то все одно даже те же набожные старушки шли к ней: грех-то и замолить можно… потом, а проблемы, те отлагательств не терпят.

Отец Василий уже закончил и стихиры, и ектению, прочел «Отче наш», а Софья так и стояла возле иконы, гипнотизируя ее своим черным бесовским взглядом.

– Алексий, – наклонился священник к диакону. – Что здесь эта старая карга делает?

– Не знаю, – сглотнул Алексий. – Я и сам думаю: может, прогнать? На причастие не ходит, на исповеди вообще не помню, чтобы когда была… И чего ей здесь делать?

– Прогонять не надо, – прошептал священник. – Но намек дай.

Алексий кивнул и отошел.

Это было не по правилам, но обращаться со старой ведьмой по правилам было некогда: время шло, и возле чудотворной иконы уже начал собираться народ. И всякий желающий подойти к Николаю Угоднику неизбежно натыкался на сухую, но до сих пор вовсе не старушечью фигурку местной гадалки. И это было абсолютно неуместное сочетание; по крайней мере отцу Василию такое «внимание» к чудотворной иконе было поперек горла.