Читать книгу - "Ищи врагов среди друзей - Максим Гарин"

– Позвольте-ка, Иван Захарович, – сказал Самарин, отодвигая его в сторонку. – Та-а-ак…

Опытным взглядом оценив обстановку, он повернулся к Пузырю.

– Отличная работа, Алексей, – сказал он. – Тебе это зачтется. Иван Захарович, уведите своих людей и распорядитесь, чтобы здесь прибрали. Послезавтра.., да нет, уже завтра нам выходить в море, а тут такой свинарник… Да, и возле моей каюты тоже. Там еще трое.

Когда старпом со своими людьми ушел, Самарин снова огляделся и хищно улыбнулся, заметив корчившегося на палубе Мартына.

– Отлично, – сказал он. – Все было ясно и так, а теперь стало еще яснее.

– Виноват, – проскрипел Мартын. – Бес попутал… Водка…

– Пьянство до добра не доводит, – не глядя на него, сказал Самарин и вдруг, уперев ствол пистолета в живот одного из пленных, нажал на курок. Выстрел вышел приглушенным, пленный подскочил и медленно сполз на пол, оставляя на переборке широкую кровавую полосу.

– Не надо… – прошептал второй, глядя в черный зрачок пистолетного дула, – Пьют родители – страдают дети, – со вздохом сказал Самарин и выстрелил еще раз.

– Отличная работа, Алексей, – повторил он, обращаясь к Пузырю, и похлопал его по плечу рукой с зажатым в ней пистолетом. – Что ж, Станислав, – сказал он, поворачиваясь к Мартыну, – поговорим?

И тогда Мартын закричал.

* * *

Сергей Дорогин открыл глаза и увидел белый потолок с матовым шаром светильника посередине. Это зрелище почему-то вызвало у него приступ тошноты и острой головной боли, и он поспешно закрыл глаза.

Некоторое время он лежал так, приходя в себя и пытаясь сообразить, что с ним произошло. Вспомнить ничего не удалось, но что-то настоятельно подсказывало ему, что он в больнице. Наконец он разобрался в своих ощущениях и понял, в чем дело: в ноздри упорно лез специфический запах карболки, лизола и еще каких-то медикаментов и дезинфицирующих средств, а голова трещала так, что никакое, даже самое мощное, похмелье не могло послужить причиной такой боли.

"Меня ударили по голове, – понял Дорогин. – Точнее, по затылку. Хорошо ударили, судя по всему.

Но кто это сделал? Где? Почему и за что?"

С трудом подняв руку, он дотронулся до головы и обнаружил на ней тугую марлевую повязку. Это подтвердило догадку, но он по-прежнему не мог вспомнить, что с ним произошло. Ему представлялось, что он угодил в какую-то неприятную историю у себя дома и сейчас лежит в клинике, где когда-то его спас от смерти доктор Рычагов. Зажмурившись еще крепче, он представил, как в палату входит Тамара – чертовски соблазнительная в своем белом халатике и с выражением профессиональной строгости и неприступности на красивом лице.

Вспомнив о Тамаре, он резко открыл глаза. Его нынешнее положение было каким-то образом связано с Тамарой, но каким? Кажется, им обоим угрожала опасность, которую он недооценил с самоуверенностью клинического дебила… Какая опасность?

Додумать эту мысль до конца ему не дали.

Над ним вдруг склонилась медсестра – совершенно незнакомая женщина средних лет с густыми черными бровями на загорелом озабоченном лице. Обернувшись, сказала кому-то:

– Он пришел в себя.

Медсестра исчезла из поля зрения, и на ее месте появился врач. Это был молодой мужчина, чем-то неуловимо похожий на Рычагова, – видимо, все тем же выражением профессиональной озабоченности и профессионального же оптимизма, выражавшихся в нахмуренных бровях и приветливо приподнятых уголках губ.

– Ну что, герой, – бодро сказал врач, щупая у Дорогина пульс, – очухался? Крепкий, надо заметить, у тебя череп. – Мне бы такой, я бы горя не знал.

«Что со мной?» – хотел спросить Дорогин, но что-то заставило его промолчать. Скорее всего это «что-то» было воспоминанием о том, самом первом разе, когда он пришел в себя после удара ножом и прыжка с автомобильного моста через Волгу. Сейчас, как и тогда, Дорогин решил не говорить ни слова, пока не разберется в ситуации.

– Ну, поправляйся, – бодряческим тоном сказал врач. – Поговорить мы еще успеем. Судя по твоему состоянию, нам с тобой предстоит долгое общение.

«Посмотрим», – подумал Дорогин, глядя на него пустым, ничего не выражающим взглядом.

Врач отошел от постели, и Сергей услышал, как он негромко говорит кому-то:

– Право, не знаю. Он в сознании, но, похоже, ничего не помнит и не понимает. А может быть, и не слышит. Я бы этому не удивился. Удивительно другое: как он после такого удара по голове остался жив и ухитрился отделаться всего-навсего трещиной в черепе.

Не знаю, что у вас получится, но попытайтесь. Только не больше пяти минут, не то вы его в гроб загоните.

«Посмотрим», – снова подумал Дорогин. Несмотря на пессимистический прогноз врача, он чувствовал себя не так плохо, как ему показалось вначале. «Пожалуй, – решил он, – я даже смогу двигаться.»

В поле его зрения возник незнакомый человек в форме. Форма была милицейская, старого, еще советского образца, но на погонах старшего лейтенанта почему-то не было просветов, а эмблемы на них показались Сергею незнакомыми.

«Вот оно что, – понял Дорогин. – Это же Украина, а точнее – Одесса. Одесса-мама… Приласкали, называется.»

Разобравшись с географией, он во всех подробностях вспомнил свою поездку и вчерашний вечер. Они шли по парку, кто-то напал на Тамару, он бросился на помощь, и тут его сбили с ног и ударили по затылку. «Кто-то»… В том, кто это сделал, сомневаться не приходилось, а значит, времени в обрез. Если Тамара жива, то сейчас она сидит где-то взаперти. Сообщить об этом старшему лейтенанту? Сергей вспомнил оттопыренный под мышкой пиджак Шурупа и решил, что вмешательство милиции только осложнит и без того тяжелое положение Тамары.

Старший лейтенант со скучающим видом принялся задавать свои вопросы. Дорогин смотрел на него как на дерево, и в конце концов милиционеру это надоело.

– Эй, парень! – сказал он, трогая Сергея за плечо. – Ты меня слышишь?

– My.., му? – промычал Дорогин, придавая лицу тупое и одновременно вопросительное выражение.

– Твою мать, – тихо выругался милиционер, не стесняясь присутствием глухонемого пострадавшего. – Повесили на мою шею… Называется, снял показания. Тьфу!

Сергей чуть дождался его ухода, с трудом сдерживая нетерпеливую нервную дрожь. Ему хотелось немедленно начать действовать, и даже головная боль, грозившая, казалось, разнести его череп на куски, вроде бы пошла на убыль. Провожая взглядом шаркающего огромными подошвами ботинок и недовольно бормочущего старшего лейтенанта, Дорогин внутренне напрягся, концентрируя свою волю и мысленно загоняя болезненные ощущения в самый дальний уголок организма. Он представлял себе, как невидимые руки сгребают боль в кучу, уминают ее, утрамбовывают, скатывают в тутой, слабо пульсирующий комок и с силой заталкивают в ту самую трещину в черепе, о которой говорил врач. Это был проверенный трюк, сотни раз испытанный еще в те времена, когда Дорогин работал каскадером, и он не подвел его и на этот раз. Боль превратилась в ослепительную раскаленную точку размером со след от булавочного укола, пылавшую в середине затылка, как маленькое яростное солнце.