Читать книгу - "Зэк - Борис Седов"

Пятаков механически посмотрел на номер и быстро сел в салон. В салоне было тепло, играла музыка.

– Что так долго? – зло спросил опер. – Я уже задубел. Водитель ответил:

– Извини, проверялся… ради твоей же безопасности, Николай.

– Ну-ну. Заботливый ты мужик, Толя. Водитель, а им был попутчик Таранова, лгал – на рандеву с опером он прибыл за сорок минут, и не один, а с напарником. Вдвоем они изучили обстановку вокруг места встречи, и сейчас напарник страховал попутчика со стороны.

– Включи печку на максимум, – попросил тюремный опер.

– Сейчас сделаем тебе Ташкент, – водитель поставил обороты вентилятора на максимум, и из дефлекто-ров хлынул мощный поток теплого воздуха. Николай подставил под дефлектор руки.

– Может, тебе водочки для сугреву? – спросил попутчик. – Питерская, «Русский стандарт».

– Хорошая водка?

– Чудак ты, Коля. За границей ценят только ту русскую водку, что сделана на невской воде… качество гарантирую.

– Давай, – скомандовал опер решительно.

– Возьми в бардачке. Там же и стакан.

Опер достал серебристо-матовую бутылку необычной формы, накатил полстакана. Спросил: закусить есть? – и, услышав ответ: нет, – выдохнул и выпил… сдержанно похвалил: мягкая, легко идет.

– Ну как, Коля, наши дела?

Опер сосредоточенно закурил, ответил:

– Трудно.

– Было бы легко, я бы сам его за руку перевел из одной камеры в другую.

– Не горячись, – сказал опер. – Разработал я одну комбинацию. Если получится, через неделю твой Пивовар будет сидеть вместе с Волком.

– Надо, чтобы получилось, – твердо произнес Толя.

– Это без гарантии. Но… попробую. Скорее всего, получится.

Опер уже отогрелся, да и водка начала действовать – он пришел в благодушное состояние, спросил:

– Выпью еще?

– Пей, – пожал плечами попутчик. Пятаков выпил, они выкурили по сигарете, обсудили незамысловатую комбинацию, и попутчик – сам в прошлом оперативник – сказал:

– Действуй. Сколько бабок тебе надо?

– Еще штуку баксов как минимум. В тюрьме, Толян, все дорого.

Анатолий без слов отсчитал тысячу долларов, которые мгновенно исчезли в кармане опера. Когда Николай выпрыгнул из салона «форда», агент Председателя аккуратно упаковал в полиэтилен бутылку и стакан, из которых пил опер Пятаков, – глядишь, пригодятся при случае.

* * *

Таранов об этой встрече, разумеется, ничего не знал. Он нервничал, все ждал «контакта», но никто на связь не выходил. Неизвестность давила, угнетала Ивана, уже начало казаться, что операция зашла в тупик, что Председатель и Лидер некритично отнеслись к своим оперативным возможностям.

…Девятого февраля пупкарь бросил в распахнутую кормушку:

– Таранов, с вещами на выход. Десять минут у тебя.

Такие слова всегда означают какую-то перемену в жизни сидельца: может, в другую камеру переводят. Может, в другой изолятор, а может, поведут на этап. Иван предположил, что его этапируют в Питер, так как за ним числились грехи и дома.

Он собрал вещи, попрощался с людьми.

– Держись, Иван, – сказал Граф. – Ежели в Питер тебя закинут, то в Крестах-то и стены родные. Все полегче. А скажешь, что во Владимирском остроге шконку телом грел, – зауважают. На меня ссылайся… Да я и сам скоро в Санкт-Петербург зарулю, зашлю письмецо в Кресты.

Заметив удивление на лице Ивана, Граф добавил:

– Скоро, Иван Сергеич, скоро. Нет против меня ничего – скоро освободят… а тебе желаю мужества. И удачи. Думаю, что мы еще встретимся.

Попрощались без сантиментов. За Тарановым пришел пупкарь. «Этапировали» Ивана сорок метров по продолу, в другую хату.

Распахнулась дверь хаты – уже третьей для Ивана в централе. Таранов сделал шаг внутрь… и сразу узнал лицо Волка. Он узнал бы его среди сотен лиц. Ведь именно из-за этого человека он и оказался здесь.

* * *

Дни тянулись медленно и однообразно. Прошел февраль. Дни стали длиннее, с крыши молотила капель. Реального повода для сближения с Волком не подворачивалось. Так, перебрасывались иногда какими-то фразами, о чем-то незначительном беседовали. После жестокой разборки с Пароходом, после двух сроков в ШИЗО о Пивоваре знал весь централ и он пользовался неким весом. Разумеется, вес первоходца, каким бы крутым он ни был, не сопоставим с весом и авторитетом вора.

Первого марта Граф через баландера переслал Таранову бутылку виски, блок сигарет и маляву: «Ухожу на подписку, Иван. Будь здоров. Думаю, еще встретимся. Граф Шувалов».

Иван усмехнулся и вечером угостил Волка дареным виски. Это было естественно – угловому положено оказывать «знаки внимания». Волк виски оценил. Еще более высоко оценил тот факт, что бутылка пришла от вора. Таранов определенно вызвал у него интерес. Тем паче, что Волк отлично знал, за какой «подвиг» Иван угодил на шконку. Знал, но с расспросами не лез, присматривался.

Таранова выдернули в «абвер». Кумовский опер – шустрый, как все опера, цепкий – угостил сигареткой, завел мутный разговор…

Пятаков пытался держаться профессионально-уверенно, но это не очень ему удавалось. Иван фиксировал непроизвольные движения глаз опера, частые прикосновения пальцев рук к носу, покашливание, длинные паузы между фразами. Каждый из этих признаков сам по себе может читаться по-своему, но все вместе они говорят о нервозности и неискренности. Ожидать искренности от кумовского, конечно, и так не приходится. А вот нервозность… с чего бы это?

– Значит, говоришь, хорошо сидится? – уже второй раз задал один и тот же вопрос Пятаков.

– Нормально, – пожал плечами Иван. И тут прозвучала фраза, которую он ждал два месяца:

– С тобой, брат, каши не сваришь… обожжешься.

Этой фразы Иван ждал два месяца, но прозвучала она совершенно неожиданно. Таранов на секунду замешкался, потом ответил:

– Зато пельмени я кручу лихо.

– Сибирские? – уточнил Пятаков.

– Русские, – уверенно произнес Иван. Пароль и отзыв звучали бессмысленно, даже, возможно, глуповато, но могли быть произнесены в присутствии посторонних, и исключали возможность случайного совпадения… Теперь Ивану стала понятна нервозность опера. А Пятаков положил перед Иваном листок бумаги. Таранов прочитал: «О тебе не забыли. Восхищены мужеством. Вопросы решаются на высшем уровне. От брата привет, от Лели тоже. Обнимаю. Л.».

Банальный и безобидный на первый взгляд текст содержал тем не менее три кодовых слова. Они означали, что связному можно доверять, что от Ивана ждут информации, а вопрос с побегом еще не решен, но успешно решается.

Таранов щелкнул зажигалкой и поджег бумагу. Желтое пламя быстро охватило листок и в три секунды съело его.