Читать книгу - "Матросы "гасят" дикарей - Сергей Зверев"

А коммандер Мэрлок на глазах превращался в пытливого следопыта. Он подобрался, заблестели глаза, в движениях появилась кошачья грация. Стреляя глазами по сторонам, он приблизился к первому трупу, внимательно изучил рану, брезгливо поморщился. Потом исследовал второй, третий. Закусив губу, состроил сложное лицо, запустил два пальца в рану на спине упитанного рэскола и медленно вытащил из нее крохотный деревянный огрызок. Продемонстрировал насторожившейся публике.

– Эта штука называется сервару, господа, – глуховато сообщил коммандер, – легкое копье с бамбуковым наконечником, который часто ломается и остается в ране.

Наконечник заменяется целым, и копье служит дальше. Опасное оружие, чревато долгой и мучительной смертью. Если бы этот парень не захлебнулся в воде, ему пришлось бы основательно помучиться.

Он на корточках перебрался к очкарику, ткнул пальцем в расколотый череп.

– А этот удар нанес топор, их обычно изготавливают из агата, кремния или раковины тридакны. Материал довольно прочен, трудно поддается обработке, но если уж такой заточишь, то прослужит долго. А этому страдальцу, – он ткнул пальцем в поклонника убиенного террориста номер один (хотя, возможно, он и не знал, кого пригрел на груди), – горло перерезали так называемым донганом – острая заточенная кость, ее обычно носят на руке, заткнув за браслет. Универсальная штука – ей можно срезать с дерева плоды, можно перерезать врагу горло… Хотя не исключаю, что я ошибаюсь и этого парня прирезали бамбуковым ножом, он прочнее донгана и режет плоть лучше стального ножа…

– Коммандер, нас поражает и восхищает ваша эрудиция, – хрипло сказал Глеб, – но, может, вы объясните нам, какого черта здесь происходит?

– Ну да, а то мы что-то запутались в догадках, – проворчал Антонович. – И в голову приходит всякая дичь, не очень-то уместная в двадцать первом веке. Мы плавно переселяемся в каменный век, где царит первобытный уклад?

Коммандер не ответил, только как-то сглотнул, из чего Глеб сделал настораживающий вывод, что коммандеру становится страшно. Он переместился к берегу, начал обнюхивать его, показал на вмятину, понял, что здесь недавно стояло судно с острым днищем, подмявшее и порезавшее траву.

– Наших девушек увезли на лодке, Дымов. Небольшая вытянутая посудина с клинообразным килем. Остается выяснить, в какую сторону их увезли и что это за речка. Вполне возможно, она впадает в Анокомбе, как и та, что осталась у нас за спиной, – течение направлено вправо, но это ни о чем не говорит, река безбожно петляет…

– Не факт, коммандер, – простонал Семен. – Это может быть как раз та самая речка, давшая изрядный крюк. Как вы можете быть в чем-то уверенным?

Мэрлок задумался, ни в одном из вариантов не было ничего предпочтительного. Он угрюмо покосился на Семена, сбившего его с такой хорошей мысли, раздраженно вздохнул.

– Коммандер, избавьте нас от мучительной неопределенности, – прохрипел Глеб. – Мы имеем дело именно с тем, о чем боимся думать?

– Мы должны вернуться на катер. – Мэрлок решительно поднялся и расправил плечи.

– Что бы мы ни думали, Дымов, а без катера мы на этих реках беспомощны и беззащитны…

Люди недовольно зароптали – опять тащиться обратно, забираться на отвесную стену…

Сумерки уже окутывали речную долину, когда восемь измученных людей добрались до катера, брошенного поперек протоки. Львиная доля энергии уходила на обеспечение безопасности и поддержку раненых. Уходящий день выдался беспокойным, богатым на события и откровения. Безвозвратных потерь в коллективе не было, молились, чтобы и дальше так продолжалось. Люди по одному перебирались на борт, растекались по палубе, спускались вниз, страхуя друг дружку, чтобы убедиться, что на посудине точно нет посторонних. Валились без сил, стонали от блаженства, не бывает большего счастья, когда можно работать лежа… Американцы над русскими уже не подшучивали, россияне тоже не зубоскалили – как-то не до этого. Когда-нибудь потом, если тучи развеются… Антонович потащился в рубку, разогревал двигатель, который отзывчиво завелся, начал выравнивать посудину относительно берегов. О том, что нужно запастись бензином с барка, уже не думали. Семен с физиономией библейского мученика разматывал бинты на голове, просил товарищей заглянуть в его «глубокую, как каньон», рану, дать ему надежду, что это еще не конец. Не было с его головой ничего фатального. Пуля, прилетевшая рикошетом, оставила выемку в черепе, чреватую лишь пожизненной отметиной. Кость не треснула, мозги не растекались. «Ладно, – облегченно вымолвил Семен, – там особо и растекаться нечему», – и энергично начал наматывать на голову свежий бинт. Карденосу тоже крупно повезло, пуля прошла навылет через плечо, и хотя рана выглядела не очень привлекательно, особенно гнойные вздутия вокруг нее, срочной операции пока не требовалось. Способные держать оружие занимали позиции, катер задним ходом пятился из протоки…

А на Анокомбе, у места впадения этой странной водной артерии, их уже ждали!

Только пробились через ворохи листвы, вырвались в широкие воды, и только расслабились, облегченно перевели дыхание, как притихшую речную долину огласил залихватский боевой клич. И из-под нависших над водами кустов, с левого берега, с правого на катер устремились остроносые каноэ, набитые вооруженной публикой!

И снова они потеряли ценные мгновения, поскольку не поверили своим глазам.

Вернулись времена Миклухо-Маклая? Провалились дружным коллективом во временную дыру?! Лодки неслись наперерез, разрезая воду. Две, три, четыре! Улюлюкали дикари: как и «заказывали» – в перьях, в боевой раскраске, увешанные черепами! Они привставали в своих лодочках, готовились десантироваться на катер. Страшные физиономии были измазаны светящейся краской – желтой, ярко-красной, пестрой, какие-то жутковатые ожерелья на груди, вздыбленные волосы, кабаньи клыки торчали из носовых перегородок. На одних соломенные юбки, на других набедренные повязки.

Корявые щиты из спрессованных птичьих перьев – обязательный атрибут? Те, что находились на носу каноэ, боевито размахивали копьями, уродливыми топорами с деревянными ручками, какими-то несуразными штуковинами, напоминающими палицы. Летели камни, выпущенные из пращи. Стоящие на корме натягивали луки – огромные, двухметровые, из цельного дерева, спускали стрелы с широкими бамбуковыми наконечниками.

Выхватывали новые стрелы из пучка в руке, удерживающей лук, натягивали, снова спускали. Орали беззубые перекошенные рты, хоровое пение было довольно ритмичным, отнюдь не беспорядочным…

– Огонь, мужики, огонь!!! – истошно орал Глеб, разряжая магазин.

Руки дрожали от волнения и усталости, пули шлепались в воду. С чего они взяли, что это театрализованное представление?! В рядах спецназа царили разброд и шатания, люди поздно включались в ситуацию – это было выше их представлений о ведении современного боя! Испуганно голосил Антонович в рубке, едва увернувшись от стрелы, вонзившейся рядом с ним в стену. Покатился по палубе Кенни, и там, где он только что был, воткнулись и стали зловеще вибрировать сразу две стрелы!