Читать книгу - "Этому в школе не учат - Сергей Зверев"

Вторая ударная армия с января 1942 года безуспешно пыталась прорвать блокаду Ленинграда вдоль реки Волхов. И с первых дней ее создания она была головной болью для военной контрразведки.

Командование армии мечтало выслужиться перед Ставкой и хотело ввязаться в наступление при недостатке боеприпасов, продуктов, отсутствии нормальной связи между подразделениями. Особый отдел армии строчил по этому поводу донесения наверх, но наступление все же началось. И тут же стало захлебываться.

Только за один день наступления армия потеряла более двух тысяч человек убитыми. Тогда особистам в срочном порядке удалось достучаться до командования Волховского фронта и сообщить о диких и бесполезных потерях. Наступление было отменено.

В штаб Второй армии меня отправляли в командировку не один раз с целью организации борьбы с диверсантами и информирования руководства о состоянии дел. Я докладывал: «Снабжение, управление со стороны командования фронта и армий поставлены из рук вон плохо, войска голодают, нехватка патронов и снарядов».

В последний раз я прибыл во Вторую ударную армию в конце июня 1942 года, когда руководство Особого отдела уже откровенно слало депеши наверх: «Дело идет к катастрофе». В результате неразберихи и халатного подхода армейского командования к организации боевых действий противник уже отбросил наши войска с позиций вдоль реки Кересть.

В дивизиях насчитывалось от двух до трех тысяч бойцов, истощенных от голода и усталости, теряющих разум под канонадой. В день им выдавалось по четыреста граммов конины и сто граммов сухарей.

А потом немцы замкнули кольцо. И уже знакомое и совершенно убийственное чувство — опять мы отрезаны от своей страны. Опять мы одни. Это отчаяние называется окружением.

Уже через несколько дней солдатский рацион на передовой сократился до пятидесяти граммов сухарей, а иногда продуктов не было вовсе. Люди умирали от немецких снарядов и голода.

Командный пункт армии располагался в районе поселка Дровяное Поле. Командующий Второй армией генерал Власов хорошо проявил себя в боях под Москвой, был награжден орденами и у Ставки находился на неплохом счету. А мне он виделся упрямым службистом и позером с сильно завышенной самооценкой и избытком честолюбия. И еще мне казалось, что он растерян и утрачивает контроль над обстоятельствами. Морально не готов, что обстоятельства работают против него. Кроме того, с некоторого времени он стал угрюмо замыкаться в себе. Глядя на него, мне было очень интересно, какие мысли роятся в его черепной коробке.

— Не везет нашей ударной армии на командиров, — сказал мне наедине начальник армейского Особого отдела майор госбезопасности Шашков.

— А что Власов? Может предать?

— Нет. Но дело погубит… Я докладывал о нем. Не тот человек. Не тот!

— Нет других командующих у Ставки, — вздохнул я.

Командование армии исправно совершало роковые ошибки. Одно неверное решение влекло за собой другое. Оборона сыпалась. Кольцо врагов сжималось.

Сам КП армии практически остался беззащитным. И на него набросились форсировавшие реку Кересть немецкие части. Они как-то очень быстро и удачно вышли на наш КП.

Уже позже выяснилось, что еще 2 июня на сторону противника перебежал с шифровальными документами помощник начальника Восьмого отдела штаба армии техник-интендант второго ранга Малюк. Эта трусливая сволочь выдала немцам расположение частей ударной армии и место дислокации командного пункта. Так что они отлично знали, куда бить. Разгильдяйство и предательство. Предательство и разгильдяйство. Они всегда шагают нога в ногу.