Читать книгу - "Антикиллер-2 - Данил Корецкий"

Тяжело бухая ботинками, вбежали сержанты наряда сопровождения, разоружили Трофимова и надели на него наручники. На ближайшей станции в поезд подсела оперативная группа. Трофимова и Бабочкина задержали и поместили в местный ИВС, затем поезд покатил дальше, в пути проводился осмотр места происшествия и допросы свидетелей. Следователя очень удивила пропавшая пуля. Пробив стенку купе, она неизбежно должна была поразить одного из пассажиров, но раненых там не оказалось. Угрюмый бледный мужик, лежавший на опасном месте, вообще заявил, что он спал и ничего не слышал.

* * *

Группа из десяти человек просочилась в Тиходонск для того, чтобы совершить убийство. Точнее, убийства. Пять, восемь, двенадцать – сколько получится. Чем больше, тем лучше, но не меньше пяти. В целях конспирации все были гладко выбриты, хотя адаты требуют не осквернять бритвой лица, пока не свершился святой обычай мести. Но когда складывались адаты, патрули транспортной милиции не шерстили идущие с юга поезда, а на трассах не дежурили усиленные ОМОНом наряды ГАИ, перерывающие салоны и багажники транзитных автомобилей.

Чтобы свести риск к минимуму, десятка ехала поездом Кисловодск – Москва, в разных вагонах и на разных местах, растворившись среди не слишком многочисленных пассажиров. Они не везли ничего запрещенного, вели себя смирно, невзначай показывали попутчикам талоны использованных санаторных путевок и имели российские паспорта с тиходонской пропиской и не вызывающей подозрений национальностью. Пятеро числились армянами, четверо – осетинами, а рыжий Ужах Исмаилов и вовсе русским – Иваном Петровым. Он был командиром хорошо подготовленной диверсионно-террористической группы, раскрыть которую валуховатые сержанты милицейского сопровождения или подвыпивший Бабочкин не имели ни малейших шансов. Для этого требовались заслоны из изощренно-бдительных «волкодавов» контрразведки СМЕРШ, действующих по законам военного времени и правилам прифронтовой полосы. Но те заслоны остались в далеких сороковых, а военное время и прифронтовые зоны хотя и возродились в наши дни, но официально не признавались. Поэтому расколоть диверсантов было некому.

Вспыхнувшая в одном из вагонов стрельба встревожила группу, а узколицый Али по прозвищу Кинжал поймал даже случайную пулю. Но все обошлось. Ранение оказалось сквозным, и в туалете соседнего вагона Исмаилов привычно обработал и перевязал рану, напоил пострадавшего нужными лекарствами и уложил на свое место. Самому командиру поспать не пришлось, он толкался среди взбудораженных пассажиров, слушал разговоры и окончательно убедился, что происшедшее группе ничем не угрожает.

Через два часа после прихода поезда, тщательно проверившись, боевая десятка прибыла на конспиративную квартиру. Внешне это выглядело вполне обыденно: к богатому особняку с небольшим интервалом подъехали три такси, и демонстративно оживленные молодые люди с цветами и пакетами вошли в охраняемую молчаливыми кавказцами калитку. Обычно так приезжают гости на семейное торжество. В данном случае так завершилась переброска бандгруппы, ставящей своей целью уничтожение офицеров Тиходонского СОБРа.

– Нам нужно железо, самое простое, пусть будет «макар», или «ТТ», или «наган» – все равно, – говорил Ужах, и его тонкие, жирно лоснящиеся губы дергались, как туловище раздавленной машиной змеи. Гостям приготовили тушеную баранину, и это был выраженный знак уважения в краю, где не разбирают чистых и нечистых животных, жест понимания, подчеркивающий общие корни приезжих и хозяина. Али Кинжал сидел за столом и ел вместе со всеми, демонстрируя полное презрение к полученной ране. Это тоже был жест – демонстрация силы и несокрушимой воли, характерной для настоящего горского мужчины.

– Три-четыре «акаэма», пару «лимонок», – гость жадно выпил стакан минералки. Спиртного на столе не было вообще. – И желательно познакомиться с кем-нибудь из милиции. Чтобы был своим и...

В наступившей тишине слышалась только работа мощных челюстей, но хозяину стало ясно, к чему клонит командир группы.

– И не очень полезным, – довел свою мысль до конца Ужах.

Над столом снова сгустилась тишина. По кавказским обычаям к деловым разговорам приступают после еды, потому Гуссейн Гуссейнов молчал, подчеркивая недопустимость проявленной рыжим чеченцем поспешности. Они не были ни родственниками, ни даже соплеменниками, их объединял ислам да общие интересы в торговле оружием, что позволяло называть друг друга братьями, однако каждый из них понимал, что это не больше, чем красочная кавказская метафора.

Криминальная азербайджанская группировка переживала не лучшие времена. Несколько месяцев назад убили их вожака – Эльхана Тахирова, потом последовали обычные в таких случаях разборки, в которых погибло еще несколько человек, но власть в конце концов перешла к Гуссейну. Он занял дом Эльхана, оставил его прислугу, охрану и жену, тем более что свою семью пришлось отослать на родину – там безопасней. Очень влиятельным конкурентом был Кондрат, но того застрелили менты, когда они всей кодлой нарвались на засаду в чебуречной. Правда, опера не пользуются «ТТ» и не делают контрольный выстрел в голову, но братва в подобные тонкости вдаваться не стала. Только сам Гуссейн помнит ту морозную ночь и выхваченное желтой вспышкой из тьмы изумленное лицо Кондрата. Он все равно был чужаком. По крови, вере, обычаям. Жалеть о нем не стали – как вышло, так и лучше. В группировке все улеглось. Теперь следовало добиться прежней стабильности в городе, но приезд группы Ужаха сулил новую волну кровавых разборок. Пистолеты и автоматы нужны не для азартных игр и не для охоты на оленей...

Гуссейном владели противоречивые чувства. С одной стороны, он должен был по-братски принять единоверцев и оказать им максимальную помощь. С другой – ничего, кроме вреда, это ему не принесет. Лучше всего, если бы беспокойные и кровожадные «братья» не приезжали вообще. Но они здесь, они заканчивают трапезу, и через несколько минут он должен будет сказать свое слово. Не обязательно то, которое хочет сказать. Его связывали тысячи условностей и совершенно реальные опасения: за отказ вполне можно заплатить жизнью. От братской дружбы до смертной вражды расстояние бывает короче пистолетного ствола...

Ужах отодвинул тарелку и вытер ладонью губы. Кто привык к войне, тот отвык от правил приличия. Он был голоден и имел дело к Гуссейну. Он поел и изложил суть вопроса. Теперь он хотел получить ответ. Узко посаженные черные глаза напоминали дуло двустволки. Его спутники, как по команде, тоже подняли головы. Казалось, от них пахнет землей, потом и пороховой гарью.

– Железки найдем, – кивнул Гуссейн. – А человека... Был один подходящий, но его убили вместе с Тахиром. Слышали про это?

Ужах отрицательно цыкнул.

– Совсем не слышали? – удивился хозяин. – Такая бойня была... Одних наших четверых убили...

– А наших знаешь, сколько поубивали? – недобро прищурился рыжий. – Вот мы, сидящие за столом, пять близких родственников похоронили!

Дуло двустволки пальнуло таким зарядом злобы и ненависти, что в душе Гуссейна сдетонировали аналогичные чувства.

– Разве я в этом виноват?! Или мои люди? – привстал он. В конце концов, это его дом, это его территория, он здесь хозяин, и одного кивка, головы достаточно, чтобы дерзкие пришельцы навсегда исчезли с лица земли. – Тот, кто помнит только о своем горе и забывает о беде друга, может потерять дружбу навсегда!