Читать книгу - "Операция спасения - Сергей Иванович Зверев"

подвал дома Агнешки сразу не удалось. Возле дома стояла машина Карла Вагнера. Водитель в тонкой шинели прыгал возле машины, пытаясь согреться. Устав, он снова забрался в кабину и уселся там нахохлившись, как петух на шестке. Романчук выругался и кивнул в сторону реки. Сейчас там малолюдно и можно переждать, пока не уедет немец.

Вагнер приехал к пани Агнешке два часа назад. Он сообщил женщине по секрету, что открыл на территории лагеря медицинский пункт для рабочих, работающих на производстве. Руководство одобрило его действия, все-таки от рабочих должна быть отдача. Но большую часть этих медикаментов, судя по всему, Вагнер просто забирал и вывозил из лагеря, чтобы продать через аптеки Агнешки. Он привез ей целый чемодан медикаментов и дорогих лекарств, которые велел продавать через свои аптеки. Причем большую часть вырученных средств от продажи этих лекарств он намеревался оставить себе, Анна хорошо видела, как немец меняет свое отношение к ней. Первые дни знакомства он вел себя очень учтиво, говорил много комплиментов, пытался ухаживать как нормальный мужчина, привозил сладости, цветы, дорогое вино. Но после того, как ему удалось получить желаемое, после того, как он уложил прекрасную пани Агнешку в постель, вести себя немец начал все хуже и хуже. Стали пропадать уважение и учтивость. Все чаще сквозили снисходительность и пренебрежение. Анна все больше и больше чувствовала себя продажной женщиной. Но решилась она на эту связь из-за русских партизан. Чтобы помочь им, она сама позволила опуститься в глазах немцев так низко. Все знали, что пани Агнешка любовница Карла Вагнера, и никто не рисковал даже соваться к ней ни с любовными предложениями, ни с проверками по долгу службы. Она была неприкосновенна для всех, но зато Карлу Вагнеру пришлось разрешать делать все. И его пренебрежение проявлялось теперь и в деловой сфере. Он сам решил в приказном порядке, что оставляет Агнешке десять процентов от продажи его лекарств, а остальные деньги она должна передавать ему. Причем Карл установил еще и жесткие сроки.

Немец ушел. Анна, заперев за ним дверь, беспомощно опустилась прямо на пол в прихожей, она посмотрела на себя в зеркало, и ей стало так противно, что даже не хотелось прикасаться к своему телу, одежде. Ей было противно прикасаться к своему халату, чтобы застегнуть пуговицы. Все было как будто в грязи, мерзко пахло. Анна опустила лицо на сложенные руки и горько заплакала. Что будет дальше? Уйдут русские, и она останется одна. Или не уйдут, и их переловят немцы, и они погибнут, и она снова останется одна. И это никогда не кончится. А потом Вагнеру она надоест, и он просто отдаст ее другим офицерам, и красавица пани Агнешка превратится в обычную проститутку, которая будет принимать господ офицеров на дому. Или будет позволять вывозить ее на офицерские квартиры или на пикники.

— Мама, мамочка моя, — прошептала женщина, — это я — твоя доченька. Услышь же меня, пожалей меня, мамочка. Мой дорогой Ленинград, прости меня, что предала и тебя, предала Родину и уехала в чужую страну. Глупая девчонка Аня Кораблева думала, что любовь рушит все границы. Нет, чужой дом никогда не станет своим. Все чужое! Но ведь когда-то было иначе, но тогда был жив Влад Дашевский, ее муж, которого она безумно любила. А потом не стало мужа, а потом не стало и Польши. И ты сидишь на полу в прихожей грязная душой и телом, и нет выхода. Никакого…

И опять партизанам помог Янош. Во время очередной встречи он наконец сообщил, что нашел Светлану. Он стоял у стены дома и курил. Романчук, невидимый посторонним взглядам под аркой дома в темноте, слушал шофера, мысленно благодаря его.

— Я едва нашел ее, — рассказывал Янош. — Хорошо, что удалось поговорить с женщинами, которые работали с ней на птичьей ферме. Ее перевели в медицинский пункт к рабочим. Она там первую помощь им оказывает, лекарства выдает.

— Это не опасно? — сразу же спросил пограничник. — Там какие условия содержания?

— Да какие там условия! — со злостью бросил окурок поляк и закурил новую сигарету. — Та же баланда в тарелках, те же палки надзирателей. Ну, может, физически легче — не надо тяжести таскать на морозе и под дождем. Но она теперь в самом центре блока. В принципе, я могу туда пройти, но для этого нужна серьезная причина, правдоподобная.

— А как она туда попала, почему именно ее перевели с птичьей фермы в медицинский пункт?

— Я тоже спросил женщин, была такая возможность. Они рассказали, что у них в бараке женщина умирала, а ваша дочь ей помощь оказывала. Надзирательницы увидели, что она умеет медицинскую помощь оказывать, а им, видать, приказ дали найти медиков для работы в медицинском пункте. Ну вот и подошла им девушка. Она что, врач у вас?

— Нет, — грустно отозвался пограничник, — у нее мать медсестра, а Светлана просто многое узнала от матери, кое-какой опыт был, но она не медик.

— Янош, подумай, пожалуйста, как тебе это сделать. Это очень важно. Надо будет попытаться передать Светлане, чтобы она нашла любой способ вернуться на птичью ферму.

— Вы что, с ума сошли? — ответил поляк. — Вы думаете, что я по лагерю езжу и расхаживаю, как у себя дома? Куда хочу и когда хочу? Я уголь им привожу, как и другие шоферы. Привожу в котельную, которая отапливает помещения и дает горячую воду. Это одно место, только одно, куда меня пропускают, куда у меня есть пропуск и где меня знают.

— Янош, я не тороплю тебя, ты просто придумай, как это можно сделать! — снова стал уговаривать Романчук. — Тебе проще, чем кому-то из нас. Ты же как-то смог поговорить с женщинами, с которыми моя дочь работала на ферме!

— Это было случайность, — отмахнулся поляк. — Я просто кое-кого знаю в лицо, а в тот день три женщины с тачками приехали в котельную за опилками.

— Вот видишь, может, и еще как-то повезти, если все время думать об этом. Ты просто жди подходящего момента, а когда он подвернется, ты передай Светлане или тому, кому она доверяет, кого она знает. Передай, чтобы Светлана нашла любой способ вернуться из медицинского пункта снова на ферму. Только это. Чтобы она узнала, что это моя просьба.

— Не знаю, — раздраженно ответил Янош. — Я ничего не знаю и обещать ничего не буду. Если подвернется такой случай, если будет возможность шепнуть ей. Ничего не буду обещать!

Партизаны, когда Романчук вернулся в подвал, сразу бросились к нему с вопросами: что сказал Янош,