Читать книгу - "Глаз ведьмы - Василий Веденеев"

Теперь что ни день везут с пулевыми и осколочными ранениями, жуткими травмами и контузиями. Страшно смотреть, а надо немедленно оказывать помощь. Сроки выслуги до пенсии снизили, но все тем же нескончаемым потоком, а может быть, даже еще более полным, шли язвенники, сердечники, гипертоники. И раненые, раненые, раненые…

Услышав звонок телефона, Никишин выбросил окурок в форточку и подошел к столу. Наверное, это из дома — сегодня он дежурит, уже вечер и жена решила узнать, как идут дела и можно ли планировать что-то на завтра? Однако, сняв трубку, вместо нежного голоска супруги он услышал знакомый начальственный баритон:

— Валерий Николаевич?

— Да, я, — Никишин невольно подобрался: когда общаешься с высоким начальством, пусть даже по телефону, все равно стоит держаться настороже. — Добрый вечер.

Он знал, что звонивший ему человек не любит «играть в солдатики», как некоторые, и предпочитает гражданские формы обращения, поэтому позволил себе поприветствовать его не по уставу.

— Дежуришь? — полуутвердительно спросил начальственный баритон. — Как там? Порядок?

— Стараемся, — скромно ответил Никишин, не вдаваясь в подробности. И так ясно: порядок — заслуга начальника отделения.

— Старайся. Сейчас к тебе нового больного подвезут, готовься встречать.

— Кто-то из руководства? — осторожно уточнил врач. Лето жаркое, на улице просто пекло, и не удивительно, что у людей в возрасте начинают сдавать сосуды или прихватывает сердечко. Особенно если перенервничал, а это сейчас обыденное явление.

— Почти, — собеседник усмехнулся. — Начальник отдела из городского управления розыска.

— Да? А почему к нам? В городе ведь есть свой госпиталь.

Иногда можно позволить себе задать лишний вопросик, чтобы лучше уяснить ситуацию и понять желания руководства. Однако все нужно дозировать во избежание недовольства и раздражения вышепоставленных лиц. Не зря же в бессмертной комедии сказано: спаси нас, Боже, пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь. А того хуже, ежели окончательно и бесповоротно запишут в бестолковые придурки. Нет, начальству можно иногда задавать наводящие вопросы, но понимать его намеки нужно с полуслова. Иначе никогда не сделаешь карьеры!

— Там все забито! Решили к тебе. Ты же у нас классный специалист.

Последняя фраза прозвучала, как вызывающая издевка всевластного хозяина над услужливым холопом, но Валерий Николаевич сделал вид, что принял ее за комплимент.

— Ну что вы, — умело изображая смущение, пробормотал он. — Просто в меру сил и возможностей… А что с ним?

— Трагедия, — вздохнули на том конце провода. — Освобождали заложников, а квартира оказалась заминированной. Сначала один взрыв, потом второй. Несколько человек погибли. В общем, хорошего мало. Парня здорово помяло, он без сознания. Кстати, его фамилия Серов. Сергей Иванович Серов, подполковник милиции.

— М-да, — притворно-сочувственно протянул Никишин и, чтобы не молчать, поскольку руководство не проявляло инициативы, решился на новый вопрос: — Он, наверное, еще молодой?

— Тридцать пять, по-моему. Толковый сыщик, однако боюсь, что состояние слишком тяжелое. Жалко, Валерий Николаевич, парня. Кто знает, выживет ли? — За этими словами последовала непродолжительная, но весьма красноречивая пауза, а затем баритон продолжил: — В любом случае ясно, что ему больше не служить. В какое ужасное время мы живем, а? Вот так вот молодые, здоровые, когда нет войны, получают страшные раны и травмы. Боюсь за сына, Валерий Николаевич, честное слово, боюсь. Но разве можно мальчишку удержать?

«Ну, за наследника, положим, опасаться тебе нечего, — саркастически хмыкнул про себя врач. — Своего-то ты пристроил в самое теплое местечко: никто и никогда ему не нанесет ни ранения, ни травмы, если только жена или приятели по пьянке на даче. А то, что он никогда не полезет освобождать заложников из заминированных квартир, понятно и ежу».

Но вслух сказал совершенно другое.

— Совершенно с вами согласен. Вы, как отец, постарайтесь повлиять. Хотя, если бы молодость знала, если бы старость могла!.. Что же касается подполковника Серова, то мы постараемся сделать все от нас зависящее. Можете не сомневаться.

— Я не сомневаюсь. Сделайте даже более того, что возможно. Надеюсь на вас.

Для Никишина уже все было предельно ясно: подполковник, которого доставят с минуты на минуту, наверняка фигура весьма специфическая, иначе не последовал бы этот звонок сверху. Ну, с начальством спорить, все одно что писать против ветра. Привезут ранбольного, тогда и посмотрим, что там, а затем станем решать остальные вопросы. В конце концов кроме присяги есть еще и клятва Гиппократа!

«Брось! — мысленно остановил он себя. — Перестань выламываться. Какие, к чертям, клятвы Гиппократа, если ты давно выполняешь то, что прикажут, и не смеешь ослушаться, дабы не остаться без куска хлеба и значительных благ, которые обеспечивает послушание? Ради этого ты сделаешь все. Твои дети тоже вырастут, и тогда им поможет человек с начальственным баритоном или его дети. А кто желает пустить своих малюток в жизнь, как голых в волчью стаю?»

— Как там Муляренко? — поинтересовался начальственный баритон.

Этого вопроса Валерий Николаевич ждал и боялся. Еще недавно занимавший пост начальника одного из главков всесильный генерал-лейтенант Георгий Леонтьевич Муляренко сейчас лежал опутанный проводами медицинских приборов и безучастно смотрел в белый госпитальный потолок помутневшими от боли глазами. Его сердце, много лет без устали гонявшее кровь по большому и сильному телу, сейчас слабо трепыхалось в груди, как худой мешок с водой, печень отказывалась служить, легкие с трудом втягивали и выпускали воздух, и почки словно намертво зажало. И что случилось с этим жизнелюбивым здоровяком? Скрутило его буквально в считанные дни. Неужели люди так переживают выход в отставку и лишение всей полноты власти, что сами себя ставят на край могилы?

Никишин придумал генералу прозвище «Дон Джорджи» — как в западных фильмах про заправил мафии. Нет, Валерий Николаевич не знал ничего определенного о прошлом Муляренко или его связях, но то, что им интересовался начальственный баритон, говорило о многом. Придуманное для больного прозвище доктор держал при себе: надо быть круглым идиотом, чтобы распускать язык.

— Боюсь загадывать, — уходя от прямого ответа, грустно произнес Никишин, ловко давая понять, что как в него ни верят, как на него ни надеются, а против природы не попрешь. Иногда вытащить пациента из ямы просто невозможно, поскольку медики не чудотворцы.

— Значит, плох? — заключил баритон. — Так я и думал. Не берег себя Георгий Леонтьевич, не берег, о здоровье совершенно не думал. Вот так все мы, суетимся, цепляемся за ерунду, гонимся за призраками, а потом приходит срок, и… Большая будет потеря!

Валерий Николаевич дипломатично промолчал, понимая: отвечать не нужно, этого от него сейчас просто не требуется. Достаточно слушать.