Читать книгу - "Штрафники не кричали «Ура!» - Роман Кожухаров"

В высказывании недовольства упор делался на сухой паек, который до сих пор не выдали. Кто-то поднимался с корточек или с подстеленной запасной шинели на ноги и задавал сакраментальный вопрос: «Товарищ лейтенант! А кормежка будет?»

Лейтенант растерянно оглядывался кругом, точно «кормежка» пряталась где-то за ближайшей хатой. На самом деле он искал глазами Авилова — вновь назначенного старшину, вчера вышедшего с передовой еще в звании сержанта. Авилов с двумя командирами отделений как раз и занимался получением сухого пайка на роту.

— Сядьте, пожалуйста!… Сейчас по поводу пайка разберемся… — просительно отвечал лейтенант. И невооруженным глазом было видно, что предстоящий бой будет первым в его жизни. Слова его вызывали новый шелест усмешек. Он прибыл со стороны Кривцов, с комсоставом и партией нового пополнения. По поводу пайка вопрос задавал как раз один из новичков. Его лицо и фигура, на которой шинель болталась, как на вешалке, носили явные следы недоедания. Андрей не сразу разобрался, что и смешки, и нетерпение производили в основном прибывшие с пополнением.

Аникин, как, впрочем, и многие другие, никакого недовольства не проявлял. Наоборот, в душе он радовался, что рота еще здесь, в совхозе. Для его ноги это намного лучше, чем целый день топать на марше. Две роты наспех сформировали и отправили к Кривцам еще утром. Сразу после показательного расстрела Буравчика. Еще две ушли до обеда. А с их ротой начальство решало до сих пор.

Андрея определили в третье отделение. Из двенадцати человек под Лысой Горой остались в живых семеро, из них четверо уцелели. Выжившие, казалось, были совершенно безучастны к происходящему вокруг. Их не трогали ни близкая канонада, ни заминка с едой, ни волнение необстрелянного командира. Они как будто впали в оцепенение, каждой порой своего грязного, завшивевшего организма впитывая минуты относительного покоя. Бывший командир третьего отделения, сержант Авилов, теперь пошел на повышение, старшиной роты. Вместо него назначили Кулёмина. Он был среднего роста, на вид — лет сорока с лишним, и при этом совершенно лысый.

Пожав руку Аникина увесистой, загрубелой от работы ладонью, он с расспросами не полез. Поинтересовался только, где Андрей заработал ранение. Выяснилось, что он хорошо знал старшину Кармелюка.

— Твоим, браток, там не сладко ныне приходится. Фашист на них танки двинул. И артиллерия лупит по ним почем зря. Во, слышь…

Он поднял к верху черный, точно копотью покрытый, указательный палец. Гром канонады не стихал.

— Мы эту музыку вторые стуки слушаем… — заметил солдат, расположившийся возле. Он был из выздоравливающих.

— Слышь… музыка… — откликнулся Кулёмин. — Я в забое к разной музыке привык. Когда с утра и до упора только отбойные молотки слышишь, к любому грохоту присобачишься… А к этому никак не могу привыкнуть. Или еще когда начнут с воздуха сыпать, бомбами… Рев этот… аждо печенок пробирает…