Читать книгу - "Без Любви - Борис Седов"

- Я в курсе.

- …Вот нервы и отказали. Черт! Какой был мужик!

Очередной вопрос подполковника вернул Арцыбашева к действительности.

- Какие ваши личные соображения о причинах случившегося, майор?

- Семейные неприятности и общая депрессия…

Роковое письмо удалось восстановить. Сложили кусочки, получили страницу без нескольких фрагментов, которые, впрочем, легко домысливались. Читали втроем: начштаба, Арцыбашев и замполит.

- Дура какая! - выругался последний, когда ознакомились с текстом. - Ну как можно такое писать? А еще цензуру ругают! Она бы такого не пропустила. Ну, ничего, я Фонареву холку намылю. Контрабандист хренов, мать его за ногу!

Антонина сообщала комбату, что сына Владимира третьего дня посадили. Сначала он был в КПЗ, и была надежда, что выпустят. По крайней мере, следователь обещал, что не будет настаивать на аресте. Но или обманул, или с прокурором общего языка не нашел, и Володю отправили в следственный изолятор. Целый ворох статей: вымогательство, грабежи, кражи… Это все компания виновата, рыжий с пятого этажа и одноклассник Сережа сбили его с панталыку. Антонину состыковали с опытным адвокатом, тот подписался, но сразу предупредил, что на мягкий разговор рассчитывать не приходится. "Вымогательство" - статья крайне редкая, чуть ли не первый случай ее применения в городе, и партийные органы, обеспокоенные ухудшением криминогенной обстановки, наверняка будут требовать показательного процесса. А все преступление-то и заключалось в том, что с кооператоров, которые у вокзала ларьков понаставили, червонцы сшибали. Просто шалость мальчишеская, хулиганство простое! А они - вымогательство, рэкет. Еще и занятия каратэ приплели, дескать, с секции все началось. Тренер, кстати, звонил, обещал Володе помочь, но только в том случае, если он поведет себя правильно. В чем должна заключаться Володина правота, Антонина не поняла, но попросила адвоката, чтобы он передал сыну эти слова…

- Дура набитая! - от избытка чувств замполит сплюнул под ноги…

- …С этим понятно, майор. А теперь нам хотелось бы выслушать, что вам известно о спекуляции. И не притворяйтесь, что не знаете ничего! - рубанул подполковник, прикуривая новую папиросу.

- Не могу знать, - в очередной раз сказал Арцыбашев, не сводя взгляда с портрета генсека. - Какие у нас могут быть спекулянты? Чем спекулировать? И где? На местном майдане? Мы, товарищ полковник, интернациональный долг выполняем. Честь и достоинство советского офицера, коммуниста…

Председатель комиссии скривился, как от желудочных колик, и Арцыбашев решил не продолжать. Чего зря сотрясать воздух? Позиция обозначена и всем понятна; остается лишь ждать, как с ним решат поступить. Спокойствие, утраченное в ожидании начала допроса, стремительно возвращалось. На гражданку не выгонят, в звании не понизят. Что они могут? Сослать куда-нибудь в Тмутаракань да взыскание по партийной линии объявить. Это в самом пиковом случае. Не смертельно! Как говорится, подозрителен тот офицер, у которого в личном деле все гладко.

Подполковник, перестав морщиться и моргать, уставился на Арцыбашева. Если бы взглядом можно было казнить - разведчик бы уже умер.

- Незнание не делает вам чести, Арцыбашев!

Вадим Валентинович перестал смотреть на Горбачева и повернул голову к председателю. Так и стояли, молчком, пару минут, буравя друг друга глазами. И одновременно опустили их.

- Последний вопрос, майор! Что вы думаете о показаниях ефрейтора Мамедова?

- Я указал свою точку зрения в рапорте.

- Не сочтите за труд повторить… Арцыбашев, конечно, догадывался, что у замполита внутри батальона имеется своя, и не слабая, сеть осведомителей. Знал, но все равно был поражен эффективностью ее работы. Не прошло и трех часов с момента обнаружения трупа, как замполит получил результат. И результат неплохой! Оставалось лишь радоваться, что его обучали методам пропаганды, а не оперативной работы.

Арцыбашев и начштаба в кабинете последнего составляли опись личных вещей покойного, когда влетел замполит. Хлопнув дверью, он выпалил:

- Мамедов из первой роты видел, как в половине двенадцатого к Студеному заходил офицер!

- Ну и что? - не врубился начштаба.

- Какой офицер? - у Арцыбашева дрогнули руки.

- Не знаю, какой. Сейчас выясним, - замполит бухнулся на табуретку. - Он своим землякам об этом по секрету рассказывал. Боится! Но от меня ничего не утаишь. Я приказал его привести, так что сейчас все узнаем.

- Это какой Мамедов? Губастый такой, с чирьями? - уточнил начальник штаба.

- Ну!

- Да как ему можно верить?! Он в своем ауле двадцать пять лет прожил и до сих пор думает, что земля плоская. Если б с гор за спичками не спустился и не попался под руку военкому - про него вообще бы никто не вспомнил.

- При чем здесь это?

- Да при том!

Спор не успел разгореться. В дверь постучали, "энша" гаркнул "Да!", и появился Мамедов. Под два метра ростом и в полтора центнера весом, он был грязен, прыщав и не брит. Даже самый деликатный человек, пообщавшись с ефрейтором пять минут, мысленно начинал звать его не иначе, как бараном, и стараться побыстрее отделаться.

Войдя, он споткнулся на ровном месте, похлопал глазами и представился:

- Мамэдов.

Офицеры переглянулись. Начштаба скептически усмехнулся и, сложив на груди руки, дал понять, что самоустраняется от допроса. Арцыбашев тоже не стал проявлять инициативу. Тогда замполит, кашлянув, взял бразды правления в свои руки.

- Скажи нам, Муса, кто заходил сегодня ночью к товарищу комбату?

О смерти Студеного личному составу не объявляли, но шила в мешке не утаишь, слухи поползли сразу, как обнаружили тело. Теперь о случившемся не были осведомлены только те, кто отсутствовал в расположении части.

Муса не ответил. Стоял, вытянув руки по швам, и пялился в окно.

- Ты меня слышишь? Мамедов! Я к кому обращаюсь?

Ефрейтор перевел тупой взгляд с окна на замполита и опять не вымолвил ни слова.

На то, чтобы его разговорить, ушло минут тридцать. И штрафбатом его пугали, и отпуском соблазняли. Распалившись, главный по идеологии вытащил бумажник и пообещал заплатить за информацию. Без толку! Мамедов заговорил только тогда, когда по каким-то причинам сам решил это сделать. То ли наконец снялся с тормоза, то ли просто устал и решил, что так от него быстрее отвяжутся. Напрасно, кстати, решил. Помолчи он еще самую малость, и ушел бы спокойно в казарму. Замполит, которого начштаба весь допрос не уставал полировать насмешливым взглядом, был уже готов сложить руки, когда Мамедов заговорил.

Оказалось, он действительно кое-что видел. Но очень немного.

Мамедов нес дежурство по столовой. Было около половины двенадцатого, когда они закончили приборку и вышли покурить. Два других солдата высмолили по сигарете и поспешили в казарму, а Мамедов остался. На звезды, наверное, загляделся. Или просто забыл, в какую сторону надо идти. Неважно! Главное, что стоял он в темном углу возле входа в столовую, сам был невидим, зато все, кто проходил мимо, были перед ним, как на ладони.