Читать книгу - "Алмазы Якутии - Михаил Серегин"

Тыгын снова взял лошадь под уздцы. Боотур и Сэсэн протянули руки сначала Митричу, потом Егору. Когда якуты отчалили, Митрич обернулся к Егору:

– Ты стой здесь, охраняй добычу, а я за Машуткой сбегаю.

Он засеменил к дому. Вернулся он с лошадью и волокушей. Сани были неудобны – слишком громоздкие для прохода меж деревьями. Митрич развернул огромный целлофан. Они погрузили мясо на него, потом на волокушу.

– Будет теперь чем кормиться, – удовлетворенно подытожил Митрич.

– Митрич, – виновато посмотрел на него Егор, – я ведь уходить собрался.

– Это я уже слышал, – проворчал Митрич, – рано еще! Завтра на праздник поедем. Обижать Ланаха не годится. А у тебя, считай, репетиция будет.

– А если вертолет прилетит?

– А ему сесть негде, – нашелся Митрич. – И парашютистам – тоже. На сосне застрять могут. А мы снимать не станем.

Он хохотнул. Егор невольно улыбнулся. Вняв уговорам Митрича, он провел день в постели, прислушиваясь к малейшему шороху. Митрич колупался с мясом, делил, сортировал. Глафира и Буян получили праздничный обед. Вертолет не прилетал, и это казалось Егору странным.

Утром спозаранку явился Тыгын. На этот раз он приехал на санях. Егор и Митрич стали собираться в дорогу. Сборы были недолгими. Митрич вывел из конюшни Машутку, Тыгын отвязал от серге свою лошадь. Тронулись в путь.

Егор все время таращился вверх. Ждал вертолета. Тревога его с каждым часом нарастала. Он недоумевал по поводу этого затишья. Тыгын выбрал лесную полосу, где деревья не теснились как в чаще, а образовывали неширокие, но удобные для езды коридоры. Якут был разговорчивым и любознательным. Лишь присутствие отца делало его застенчивым. Он расспрашивал о Якутске, а когда узнал, что Егор приехал из уральской столицы, стал интересоваться Свердловском. Когда Митрич заговорил о проводнике, Тыгын предложил свои услуги.

– Но платить ему пока нечем, – возразил Митрич. – Он за кладом охотится, не за медведем. Если найдет клад, тогда заплатит. Я бы мог, да стар уже. К тому же у меня хозяйство.

– Я могу, – обернулся Тыгын, лошадь которого шла первой.

Его глаза блестели.

– А отец? – качнул головой Митрич.

– Уговорю, – с энтузиазмом отозвался Тыгын.

– А невеста? – сыпал вопросами Митрич.

– Подождет, – по-мужски незатейливо ответил Тыгын.

– Все будет зависеть от Ланаха, – сомневался Митрич. – Идти-то далеко…

– Я этот край с детства знаю, – горячо говорил Тыгын, – проведу самой короткой дорогой.

Внезапно он остановил лошадь и спрыгнул с саней. Не говоря ни слова, метнулся вправо, туда, где шли по снегу аккуратные следы. Хрустнула ветка, Егор услышал смутное поскрипывание снега.

– Поскачу за ним, – Митрич тоже слез с саней. – Рысьи следы-то, – негромко крикнул он.

Тыгын был уже далеко. Вначале он бежал по следу, потом кубарем скатился в неглубокий овраг. Пересек его в несколько прыжков, точно зверь, и стал взбираться по противоположному склону. Митрич нагнал его, когда тот был уже наверху и углубился в тайгу.

Рухнув в снег рядом с притаившимся Тыгыном, Митрич тронул ветку кедрового стланика. Не удержал душивший его кашель.

Взлетела и упала ветка. Митрич перекатился на живот и увидел удиравшую рысь. Палево-дымчатая, с коротким хвостом и сильными лапами, мелькая среди заснеженного изумруда лиственниц, она стремительно бежала по снегу, словно это был не снег, а утоптанный мокрый песок.

Тыгын, забыв о возрастной разнице и деликатности, метнул в незадачливого Митрича гневный взгляд. Прикусил губу от досады.

– Стреляй! – прохрипел Митрич.

Тыгын только рукой махнул. Он поднялся со снега и помог встать Митричу.

– Ну извини, не знал, что так оно получится, – сконфуженно заговорил Митрич.

Егор поджидал их на прежнем месте.

– Рысь по моей вине упустили, – грустно доложил Митрич, – да не унывай ты, Тыгын! Рысь-то красивая была, убивать жалко, – нашел он оправдание своей оплошности.

Приехали они в улус только вечером. Несколько домов стояли полукругом на небольшой поляне, а ближе к лесу располагалось большое буорджие, или балаган, со слегка наклоненными внутрь стенами. На вбитых в землю столбах лежала горизонтальная рама из бревен. На раму опиралась крыша и стены из пластин и жердей с наружной толстой саманной обмазкой. Но в данном случае вместо хотона – хлева для скота – в пристроенном к балагану помещении находилась кухня с высокой печью.

– Такой красоты ты больше нигде не увидишь, – шепнул Егору Митрич, – соорудить это буорджие надумал Ланах. Вся деревня принимала участие в строительстве. Такие балаганы строили на якутской земле еще до появления русских.

Окна домов были тускло освещены. Но этот слабый свет все же был отраден после нескольких часов блуждания в потемках. Возле изб с пристроенными к ним помещениями для скота и конюшнями торчали резные коновязи.

Улус был оживлен. В центре был сложен большой костер. Он еще не горел и только мрачно возвышался посреди поселка. Егор увидел возле изб немногочисленных якутов. Некоторые из них держали факелы. Из трубы буорджие призрачным светлым облачком поднимался дым.

Навстречу вновь прибывшим поспешили Ланах, Боотур, Сэсэн, а также якутки – одна, по всей видимости, жена Ланаха, пожилая, полноватая женщина в оленьей робе, другая – молодая девушка в короткой курточке из рыси.

В руках у Боотура и Сэсэна светились факелы, благодаря которым Егор смог рассмотреть лица якуток. К семье Ланаха стали подходить и другие якуты. Ланах радушно приветствовал Егора и Митрича, представил свою жену Наркусэ и невестку Эргис. Потом перешел к своим сельчанам. Егор, конечно, запомнил не больше пары имен. Он улыбался, кивал, ловил на себе заинтересованные взгляды молодых якуток – Эргис и ее смешливой подруги Куырсэн.