Читать книгу - "Золотая чума - Алексей Баскаков"

— Вы не знаете, он на Колыме сидел?

— Он всюду сидел. И на Колыме тоже. После войны. Я вот чему удивляюсь. Старый мне кое-что подсказывал. Я-то его на сучьем прошлом и завербовал. Но об этом деле он мне ни гу-гу. Хотя какой смысл ему покрывать этого баклана?

«Нет, — подумал Мельников. — Он не Рыжего покрывал. А того, другого».

Между тем машина остановилась возле одного из трехэтажных домов. Во дворе околачивались коты, на веревке сохло белье, за дощатым столиком несколько мужиков стучали костяшками домино, обсуждая недавний футбольный матч. «Динамо» сильно доставалось. Глухомань. Никак не скажешь, что это столица нашей Родины, что Кремль отсюда в пятнадцати минутах езды.

Они вошли в обшарпанный подъезд, и Лавринович позвонил в одну из дверей. Открыла опрятная седая женщина, от которой так и веяло домашним уютом.

— А! Добрый день, Кондрат Семенович.

— Здравствуйте, Марина Игоревна. Я по поводу кражи. Вот, товарищ хочет с вами поговорить.

— Ох, уж это кража. Хорошо, что хоть ордена нашли. А что вещи теперь не вернуть — так уж бог с ними. Проходите на кухню, будем чай пить.

Тут из комнаты выскочил мальчишка лет восьми, держащий в руках игрушечный пистолет. Он посмотрел на вошедших очень живыми глазами.

— Здравствуйте, дяденьки милиционеры!

— Это мой внук. Гостит у меня. Он тоже милиционером хочет быть.

— Я хочу шпионов ловить. Как дедушка.

— Ладно, иди играй.

— Ох, тяжело с ним, — продолжала Марина Игоревна. — Нет чтобы хорошие книги читать, классику. Так он ночи напролет читает эти книжки про шпионов.

— Ничего. Многие великие путешественники начинали свой путь с увлечения приключенческими романами, — сказал Мельников.

— А я в детстве Натом Пинкертоном зачитывался, — поддержал его Лавринович.

На кухне вошедшие увидели старую мебель и столь же старую, но добротную посуду. Марина Игоревна налила им чай в огромные фаянсовые чашки и достала из буфета связку баранок.

— Кушайте на здоровье. Мой муж очень любил чай пить. По три такие вот кружки выпивал. Говорил, что на Севере привык. Он-то все мотался по разным местам. А я домоседка, сидела здесь, в Москве, квартиру берегла.

— Марина Игоревна, в коробке с орденами лежали документы. Конверт. Его мы обнаружить не сумели. Скажите, это было что-то важное?

— Я не знаю. Мой Паша говорил — это память о погибшем друге. Говорил, нашел его погибшим в тайге или как-то так. Я однажды после его смерти, глянула: там какие-то рисунки и записи. Что-то похожее на дневник. Но не личный, а деловой. Я вот в больнице работаю — такие для каждого больного заводят: дата, температура, давление. Только там было все про геологию. Я и слов-то таких не знаю. Какие-то термины, формулы…

— А кому вы говорили об этом?

— Звонил кто-то из его товарищей. Спрашивал, нет ли у меня каких-нибудь документов, оставшихся от покойного. Ну, я и сказала — лежат, мол, в коробке с орденами. Он обещал позвонить, да так больше и не появился.

Мельников испытывал острое чувство разочарования. Надо же, шел по горячему следу — и вот, противник ускользнул прямо из-под носа. Все концы обрублены. Старый мертв. Сам или ему помогли — дело десятое. Главное — что ниточка вновь оборвалась. И еще — у кого-то эти документы есть. Этот «кто-то» владеет ими уже около двух месяцев. А Старков из Магадана направился куда-то в тайгу. И с ним — Леша Котов, боевой товарищ, которого он, Мельников, вовлек в эти игры, где трупы хоть штабелями складывай. Ведь Рыжему в самом деле очень повезло. Не пойди он тогда в кабак и не мотани в Коломну — лежать бы и ему с ножом в боку. И никто ведь убийцу искать бы особо не стал. Хулиганская драка, обычные дела… Таким в Замоскворечье никого не удивишь.

— Жаль, конечно, что ничего вы о тех документах не знаете. Ну ладно, что же поделаешь…

И тут помощь пришла с самой неожиданной стороны.

В кухню вбежал внук. Судя по всему, он, как и положено ребенку, который мечтает стать разведчиком, подслушивал у двери.

— А я знаю, что там было! Знаю!

— Юра, перестань! Мы тут о серьезных вещах говорим, — попыталась урезонить внука Марина Игоревна.

Но Мельников вдруг почувствовал, что Юра в самом деле что-то знает. Ведь наверняка юный разведчик давно облазил все шкафы и письменные ящики.

— И что же?

— Там карта. Которая показывает, где зарыт клад. Ее-то, наверное, у нас и хотели украсть. А все остальное — для отвода глаз.

Едрен батон. Вот что означает — устами младенца…

— Про клады — это уже из области пиратов. А пиратов теперь уже нет, — улыбнулся Лавринович.

Но мальчика было не сбить. Он сказал очень серьезно.

— Пиратов, конечно, нет. Это я знаю, немаленький. А только я вот читал в одной книжке. Там не выдумка, там про то, что взаправду было. Наши чекисты после войны нашли склад, в котором фашисты разные вещи спрятали, которые награбили. В этой книжке и фотографии были… «Случай в квадрате…» Так как-то называется.

Хм, видно, Юра читал не только беллетристику, но дошел уже до более серьезных книг. Тем временем мальчик расценил повисшую паузу по-своему.

— Пойдемте, я вам покажу. Я копию срисовал.

— Юра! Ты лазил в дедушкины вещи?

— Ба! Не сердись. Я только хотел ордена посмотреть. А увидел конверт — и открыл…

— Марина Игоревна, не ругайте внука. Возможно, нам придется ему почетную грамоту давать. Пойдем, Юра.

Бабушка хотела двинуться следом, но Лавринович жестом ее остановил и остался сам. Умный мужик понял куда ветер дует. В смысле, меньше знаешь — крепче спишь.

В уголке, где обитал мальчик, вперемежку с тетрадками и учебниками валялись многочисленные книжки про шпионов. На обложке одной из них два аквалангиста лупили друг друга чем-то тяжелым. Как это им удавалось под водой, осталось на совести художника или автора. Хорошо устроился мужик, вспомнил Мельников Елякова. Ведь если эти книжки читают школьники, то он может обойтись без пенсии и без своих консультаций. От голода в любом случае не умрет.

Между тем Юра достал картонную папку с тесемками, на которой корявыми буквами было выведено «СОВЕРШЕНО СИКРЕТНО». С грамотой у будущего майора Пронина были пока еще нелады.

— Я специально копирку выпросил в школе у машинистки. Так что здесь все точно.

Юра перелистал несколько бумаг, написанных детским расползающимся во все стороны почерком, и показал разрисованный лист. Рисунок был выполнен еще нетвердой, но достаточно уверенной рукой. Это была довольно грубая схема, которая изображала то ли дорогу, то ли реку. Но вот внизу… Сужение ущелья и изгиб дороги, хитрой фигурой взбирающейся на хребет. Это было, безусловно, то место. То самое, где творилась всякая чертовщина. Значит, это путь по реке. Так… Потом… Дорог там нет. Значит, по притоку. А это что такое?