Читать книгу - "Из любви к искусству - Андрей Воронин"

– Ну, чего стал? – спросил он. – Вали отсюда, пока Самсон не передумал.

Он отвернулся от Дорогина и сел в машину.

Сергей для верности выждал почти целую минуту. «Девятка» стояла на месте с выключенным двигателем, из открытых окон лениво выползали облачка дыма и доносились песни «для братвы». Когда стало совершенно очевидно, что сидящие в машине люди никуда не собираются ехать, Дорогин подошел к «девятке» со стороны водителя и вежливо постучал по крыше костяшками пальцев.

Музыка стала тише. Дорогин наклонился к окошку и увидел удивленное лицо штангиста Самсона.

– Во, блин, – растерянно сказал Самсон. Высокий молча подался вперед, выглядывая из-за своего напарника. Он тоже казался удивленным.

– Ребята, – заискивающе сказал Дорогин, – извините, но я как-то не до конца понял… Вы кто – бандиты?

– Не, – широко ухмыляясь, ответил Самсон, – мы менты. Хромай отсюда, калека, пока не замели.

– А удостоверение можете показать? – продолжал любопытствовать Дорогин.

– Вот тебе удостоверение! – Самсон сделал неприличный жест и повернулся к напарнику. – Не, ну, Борис, ну, чего он, в натуре?

– Тебе чего, мужик? – спросил высокий Борис, снова сильно подаваясь вперед.

– Да я тут подумал, – с заминкой сказал Дорогин, – не много ли вы с меня взяли за моральный ущерб?

– Во дает, сука! – восхитился Самсон. – Ты что, мужик, в детский садик не ходил? Слыхал, как там говорят? Подарки – не отдарки!

Он благодушно откинулся на спинку сиденья, повернул сигарету к себе и стал от нечего делать дуть на тлеющий кончик. Когда уголек на конце сигареты формой и цветом стал напоминать заостренный нос зенитной ракеты, Муму сильно толкнул Самсона под выставленный в окошко локоть.

Оранжевый уголек с силой воткнулся в вытянутые трубочкой губы. Самсон взвыл и прикрыл ладонью обожженный рот. Сломанная сигарета выпала из его руки, уголек упал на колени, соскользнул на сиденье и между расставленных бедер Самсона закатился прямиком под его седалище, оставляя прерывистый коричневый след на светло-сером велюре сиденья. Самсон привстал и изогнулся винтом, одной рукой по-прежнему зажимая рот, а другой пытаясь стряхнуть уголек на пол.

– Менты вы или нет, – с расстановкой сказал Муму, обращаясь в основном к Борису, поскольку Самсон был занят, – но делать вам здесь нечего. Следить вы не умеете. Человек, которого вы пасете, вас заметил, так что валите отсюда, пока ментовка не приехала. Кто вас послал, я не спрашиваю, потому что мне на это плевать. Но передайте ему, что в следующий раз я переломаю его уродам ноги. Все ясно?

Самсон толкнул дверцу, пытаясь выбраться из машины и добраться до врага. Дорогин ударил по дверце ногой, оставив на ней вмятину и вернув воинственного водителя на место, и, просунув в открытое окошко руку, коротко, без замаха, ткнул Самсона кулаком в челюсть. Голова штангиста мотнулась к правому плечу, он закатил глаза и обмяк в кресле.

Высокий Борис открыл дверцу со своей стороны и вылез из тесного салона. Это было сделано как бы в два приема: сначала он очень решительно и резко распахнул дверцу и поставил на асфальт ногу в модном тупоносом ботинке с таким видом, словно его терпение наконец лопнуло и теперь он все и всех разнесет; через мгновение, однако, его движения заметно замедлились, и дверцу за собой он захлопнул уже без всякой охоты.

– Не надо, дружок, – сказал ему Дорогин. – Не стоит. Береги здоровье. И запомни: оставьте эту женщину в покое. Она вас не трогала, и вы ее не трогайте. Капиталов у нее нет, богатых родственников тоже, так что выкупа вам никто не даст.

– Погоди, мужик, – осторожно обходя машину спереди, заговорил Борис.

Тон у него Был рассудительный и вполне мирный, но глаза были раскрыты слишком широко и смотрели чересчур честно – высокому бандиту явно хотелось отвести взгляд, но он из последних сил старался выглядеть человеком, который решает все споры путем переговоров. – Постой, давай разберемся. На хрена нам, в натуре, этот шум среди бела дня? Драка, пальба, менты… Ты чего наехал-то? Ни хрена не пойму. Слежки какие-то, журналистки… Ты нас с кем-то перепутал, брат.

– Конечно, перепутал, – сказал Муму. – Только откуда ты тогда знаешь, что я говорил о журналистке?

– Ну, козел, – запуская руку за пазуху, процедил Борис, – сам, блин, напросился.

Он был уже совсем рядом, и Дорогин ударил его в живот, не дожидаясь, пока он достанет из-за пазухи руку. Борис согнулся и получил удар коленом в лицо. Он удержался на ногах, но о продолжении военных действий, похоже, больше не помышлял.

Дорогин взял его за воротник дорогого черного пиджака, подтащил к задней дверце «девятки» и забросил на сиденье.

– Не вздумай доставать ствол, – предупредил он. – Отберу – хуже будет.

Он перестал обращать на Бориса внимание и занялся Самсоном. После нескольких крепких пощечин коренастый крепыш открыл глаза и уставился на Дорогина мутноватым бессмысленным взглядом.

– Просыпайся, просыпайся, – дружелюбно сказал ему Муму. – Ехать пора, а ты здесь разлегся, лентяй. Я не понял, ребята, – добавил он, – вы новенькие, что ли?

– Кровью умоешься, падла, – пообещал с заднего сиденья Борис.

– Точно, новенькие, – вздохнул Дорогин. – Ох и нагорит вам, ребята! Поезжайте вы от греха подальше, пока мне не стало интересно, кто вас к Белкиной приставил.

Он быстро переместился к задней дверце как раз вовремя, чтобы отобрать у Бориса пистолет, который тот все-таки вынул из внутреннего кармана пиджака. Борис не хотел отдавать пистолет, и Дорогину снова пришлось пустить в ход кулаки. В заключение он запустил два пальца в нагрудный карман пиджака своего противника и выудил оттуда сто долларов.

– Можно было бы, конечно, оставить их вам на йод и бинты, – задумчиво сказал он, – но баловать вас не хочется. Не заслужили. Все, пошли вон!

Теперь, когда у него в руке был пистолет, у бандитов окончательно пропало желание спорить и качать права. Коренастый Самсон послушно запустил двигатель, со страшным хрустом воткнул передачу и рванул с места так, что задымились покрышки.

Дорогин поспешно спрятал пистолет за пояс брюк, воровато огляделся – не видел ли кто – и, повернувшись лицом к дому, поднял голову. Как он и ожидал, Белкина наблюдала за ним из окна и теперь изо всех сил махала рукой, приглашая подняться наверх.

Дорогин посмотрел на часы, вздохнул и вошел в подъезд: нужно было хотя бы попытаться выяснить, что все это означает.

* * *

Всю первую половину воскресенья Михаил Александрович Перельман провел, мучаясь от жуткого похмелья. Он с трудом нашел в себе силы на то, чтобы дотащиться до ближайшей коммерческой палатки и купить пару бутылок пива. После вчерашнего гулянья в кошельке было почти пусто, и Перельман впервые в жизни заметил, каким безобразно дорогим сделалось в последнее время отечественное пиво. Раньше он как-то не обращал на это внимания, поскольку не имел привычки напиваться до беспамятства и опохмеляться по утрам. Пива ему не хотелось и сейчас, но похмелье было таким сильным, что он чувствовал: если не сделать хоть что-нибудь сию же минуту, можно просто умереть от тошноты и головной боли.