Читать книгу - "Непримиримый - Валерий Павлович Киселев"

сапёрами дом какого-то полевого командира. Во дворике, среди обломков, разбитый телевизор и старые чёрные брюки. Проехали мимо магазина с выбитыми витринами, сбитым бронемашиной углом. На полках, конечно, шаром покати.

– А вот мечеть здесь – ни одной пулевой отметины, – сказал спецназовец. – И мулла якобы не ушёл, остался. В доме напротив школы мы нашли удостоверения боевиков, пропуска в Дом правительства Ичкерии, около двухсот патронов, снаряжённые автоматные магазины, снайперские прицелы, три винтовки.

Стоявший у дороги старик в папахе злобно помахал клюкой вслед бэтээру.

– Этот дед ночью сам поджёг своё сено у дома, чтобы свалить на русских, – кивнул на него спецназовец. – Пожар мы потушили, но машина у него сгорела. Соседи, когда узнали, что дед сам поджёг скирду, хотели ему накостылять.

В батальоне Иван Потёмкин, не заходя в свой кунг, пошёл сначала к комбату, доложить, что прибыл из отпуска. Тот сидел над картой. Поздоровались.

– Чепэ у нас, – сказал комбат, – разберись.

– А что случилось-то?

– Рядовой Иванцов раздавил «бэхой» машину с «чехами». Тормоза якобы отказали. Надо понять, зачем он это сделал. Со мной молчит.

– Так вроде бы это не моя епархия, а замполита…

– Не всё надо знать замполиту, а тем более прокуратуре, – глубокомысленно протянул комбат. – Разберись по-человечески. Пока наверху никто не знает. У парня, похоже, крыша поехала…

«Иванцов… – стал вспоминать Потёмкин. – Так это же Образец! Действительно странный парень».

Когда в батальон привезли первую партию контрактников – с испитыми рожами, патлатых, с торчащими разноцветными вшивниками из-под хэбэ, – и построили у штабного кунга, комбат, пройдя вдоль строя, брезгливо поморщившись, сказал:

– Ну и войско, цирики хреновы… Всем постричься сегодня же, вот вам образец. – И показал на солдата-срочника с короткой стрижкой.

Так к Иванцову и прилепилось это погоняло – Образец. По штатке был он механиком-водителем БМП, но ездил всего несколько дней: сломался, и пока машина была в ремонте, Потёмкин взял его к себе истопником. Парнишка оказался расторопным, раздобыл дров из снарядных ящиков у стоявшего неподалёку артдивизиона «саушек», и в кунге ночью всегда было тепло.

Серёжка, так звали солдатика, всегда что-нибудь тихонько напевал: то «И зовёт нас на подвиг Россия, веет ветром от шага полков…», то «Я голодный, но весёлый и злой…». У Потёмкина потом в голове целый вечер крутились эти припевки.

Однажды, за несколько дней до отъезда Потёмкина в отпуск, Образец, пошурудив в печке кочергой, вдруг спросил:

– Товарищ майор, а как вы думаете, что тому мужику из фильма «Калина красная» потом было?

– Какому ещё мужику?

– Ну, который на ЗИЛе машину с бандитами в реку столкнул. Потом вылез и сидит на крыше машины…

Иван вспомнил этот эпизод из фильма.

– Посадили, наверное. Там же несколько человек были. Хотя и воров.

– Но они же Егора Прокудина застрелили! Правильно он сделал!

Потёмкин закинул сумку с вещами в свой кунг и пошёл искать рядового Иванцова.

– Образец! Тебя к замкомбата! – послышался чей-то звонкий голос.

– Рядовой Иванцов по вашему приказанию прибыл, – даже козырнул Образец, вынырнувший как из-под земли.

– Ну-ка, садись, поговорить надо, – показал Иван на пустые снарядные ящики. – Расскажи-ка, как всё было на самом деле. Догадался, о чём я?

– Догадался, – вздохнул солдат. – Тормоза отказали… Она, машина эта с «чехами», стояла у дороги, я выехал сбоку, а как раз с горочки, тормоза и отказали. И всмятку… Случайно…

– Мне-то не ври, Сергей.

Замолчали.

Образец, после тягостного молчания, опять тихонечко запел:

Я смотрю в темноту,

Я вижу огни там, где слышится смех,

Это значит теперь, что зверю конец…

– У тебя ведь, кажется, старший брат в первую кампанию здесь воевал, в Чечне…

– Да. Его «чехи» в Гойском на кресте распяли, в плен попал… «Он был добрым, он плакал, встречаясь со злом…» – опять пропел тихонько Серёжка. В глазах его блеснули слёзы. – Товарищ майор, почему раньше пели «Гнилой фашистской нечисти загоним пулю в лоб» и воевали так же, а сейчас – нельзя?

– В бою – можно. И нужно, – ответил Потёмкин. – Но в бою, а не так, что «тормоза отказали».

– Да у них, в той машине, рожи были бандитские! Ну, парни мне знак и дали… Может, они моего брата и распяли! Мать, как узнала, что его больше нет, сразу поседела…

Иван тяжело вздохнул и вспомнил, как за несколько дней до отпуска разбирался с солдатами на временном блокпосту: два случая за один день, когда после проверки документов легковушки с сидевшими в них бородатыми наглецами, отъехав метров на двести, взрывались так, что железяки разлетались и колёс было не найти. Парни на блокпосту простодушно признались, что после проверки документов, явно липовых удостоверений каких-то помощников депутатов, оставляли в багажнике по паре толовых шашек, поджигали шнур, с расчётом, чтобы сработало не сразу…

«Надо было сдать их в прокуратуру!» – «Товарищ майор, тогда эти уроды останутся жить. А зачем им здесь жить? Они же после смерти сразу в рай. А мы здесь, в аду, остаёмся…» Пожурил. «Больше так не делайте, а то начальство узнает…»

Вспомнил, как перед этим сцепился с замполитом. Потёмкин на каком-то придорожном рынке вместе с минералкой купил видеокассету с надписью «Казни русских солдат» и – додумался! – поставил её в трофейный видик в палатке второй роты, чтобы солдаты знали, как «чехи» режут глотки нашим пленным солдатам.

«Ты что творишь?! – орал тогда замполит. – Они же теперь, понимаешь, что будут с пленными делать?!» – «Так же резать точно не станут, – пытался успокоить его Потёмкин, – но злее в бою будут. Должны понимать, что ни при каких обстоятельствах живыми к ним попадать нельзя. Рвать зубами, пока живой…»

– Товарищ майор, а как вы думаете? – опять спросил Иванцов. – Вот у Высоцкого в одной песне есть слова: «Как бы так умереть, чтоб не сам, чтобы в спину ножом…». Почему он так написал? Ведь умереть, чтобы в спину ножом, страшней, чем сам!

– Не знаю… И что с тобой делать, не знаю пока. Иди. Комбат решит.

Образец встал и опять тихонько и грустно запел:

Мы все потеряли что-то на этой безумной войне.

Кстати, где твои крылья, которые нравились мне?..

– Комиссовать бы надо парня, – сказал Потёмкин, когда пришёл к комбату. – Или опять что-нибудь натворит, или убьют. А у матери он один…

– Хорошо. Я скажу медикам, пусть подумают, как это сделать.

«Медикам…» – повторил про себя Иван и вспомнил, как у них в полку в первую кампанию, в медроте же, съехала крыша у одного паренька-санинструктора – расстрелял из автомата своих же товарищей из-за какой-то ерунды. Двоих – наглухо. Десять лет вроде бы дали. И как было не заметить самим же медикам, что у парня незадолго до этого крыша пошла?..

Утром Потёмкин вышел из кунга и сел на ящик покурить. Из тумана показалась вереница бойцов с оружием; последний, восьмой, заметно отстал, шёл хромая. Когда группа поравнялась с Потёмкиным, ему показалось, что ведёт её сын Сашка.

«Показалось, – решил Иван, – он же в Приморье…»

Но минут через десять к нему подошёл крепкий парень в новом камуфляже.

– Сашка! – невольно воскликнул Потёмкин. – Ты как здесь оказался?

– Стреляли… – улыбнулся сын.

Обнялись.

– Давно здесь? – спросил Иван. – Почему мы с матерью ничего не знаем? «И комбат ничего не сказал…» – подумал.

– Неделю. Два раза уже сходил. Всё нормально, отец, сейчас вот принесли образцы натовской формы и снаряжения. А в той части, – продолжал сын, – мне надо было выбирать: или трибунал, или Чечня.