Читать книгу - "Пленных не брать - Сергей Соболев"

Брэдли остановился у дверей, за которыми находился кабинет Хадсона, шефа московского бюро. Несколько секунд он колебался, стоит ли ему вообще сегодня показываться на глаза начальству. Сюзэн предупредила его, что Хадсон, во-первых, с самого утра не в духе, а во-вторых, шеф просил передать Брэдли его просьбу, чтобы тот зашел к нему сразу же, как только закончит работу над материалом.

Брэдли вошел, не постучавшись. В кресле шефа за колченогим письменным столом сидел Алекс Проберт, администратор бюро. Круг его обязанностей был весьма широк, так что для обозначения занимаемой им в редакции должности лучше всего подходил русский термин «завхоз». По правую руку на тумбочке, такой же уродливой, как стол, разместились два городских телефона и интерком. Компьютер и телефакс отсутствовали, Хадсону они были без надобности. На полу лежала вытертая ковровая дорожка, первоначальный цвет которой определить было невозможно. Два скрипучих деревянных стула и громоздкий шкаф с застекленными дверцами составляли наряду с вышеперечисленными предметами обстановки собрание казенной мебели времен хрущевского правления. В шкафу теснились коленкоровые папки, каждая снабжена надписью «Для писем» и порядковым номером. Все это имущество досталось Хадсону от прежних хозяев. Из современного оборудования в кабинете были холодильник финского производства и телевизор «Филипс».

Пол Хадсон стоял у окна. Это был высокий грузный мужчина лет пятидесяти с небольшим мрачноватой внешности. Глубоко посаженные глаза, нос со сломанной в юности переносицей и слегка оттопыренная и сдвинутая набок нижняя губа создавали впечатление, что Хадсон все время презрительно кривится. В последнее время отношения между Хадсоном и Брэдли были натянутыми, журналист постоянно ощущал скрытую неприязнь со стороны шефа. Он догадывался, в чем дело. В центральной конторе бытовало мнение, что московская редакция держится на плаву благодаря лишь одному Брэдли. Поговаривали также, что Хадсон, конечно, был хорош в прежние советские времена, но сейчас безнадежно отстал от жизни. Культивируемые им представления о России и русских остались неизменными еще с андроповских времен, методы подачи информации полностью изжили себя, так что пора его, то есть Пола Хадсона, посыпать нафталином и убрать в запасник. Эти слухи ходили без малого пять лет, — в первый раз о грядущей смене руководства заговорили сразу же после августовского путча, — но пустыми разговорами все и закончилось. Справедливости ради следует отметить, что вашингтонское руководство дважды делало Брэдли официальное предложение возглавить московское бюро, но он отвечал вежливым отказом, ссылаясь на то обстоятельство, что не видит для себя возможным плодотворно сочетать журналистику с чисто административной работой.

Брэдли кивком поздоровался с Пробертом, затем с мрачноватой улыбкой посмотрел на шефа:

— Пол, такое впечатление, что не один я страдаю сегодня от головной боли.

Хадсон оторвал лоб от холодного оконного стекла, грузно повернулся. Взгляд у него был задумчивый, как будто он решал про себя какую-то неотложную задачу.

— Если у меня от чего-то и болит голова, Брэдли, то от таких типов, как ты.

Журналист пожал плечами и вопросительно посмотрел на Проберта:

— А ты что скажешь, Алекс? Что это вы такие надутые? Плохие известия?

— Новости есть разные, — вяло отозвался Проберт. — Например, такая: можете потихоньку собирать вещички и готовиться к переезду. В понедельник сдам вам офис под ключ.

— Через неделю меня здесь уже не будет, — фыркнул Брэдли. — Еще новости?

Хадсон отлепился от подоконника и направился к столу. Открыл верхний ящик, достал сигареты и зажигалку. Он был заядлым курильщиком, но время от времени предпринимал безуспешные попытки покончить с пагубной страстью. В конце июня шеф во всеуслышание заявил, что решительно и навсегда завяжет с курением, если 3 июля на выборах победит Ельцин. Демократия в России победила, но очередная кампания Хадсона, похоже, провалилась, как и все предыдущие. И виной тому, несомненно, дурные вести.

Хадсон глубоко затянулся и пустил струю дыма в потолок.

— Сегодня утром я разговаривал по телефону с Платтом.

Дэвид Платт возглавлял отдел политики и международных связей. Он же по линии руководства курировал московскую редакцию газеты.

— Что-нибудь не так с моим интервью?

В четверг Брэдли удалось взять небольшое интервью у русского премьера. На первый взгляд ничего нового тот не сказал, но Брэдли давно уже научился искусству читать между строк, поэтому он, кроме интервью, тиснул еще и свой развернутый комментарий. Премьер в эти дни упорно отмалчивался и на приставания журналистов отвечал стандартной фразой: «Давайте дождемся результатов выборов». Единственным репортером, кому удалось слегка «выпотрошить» премьера, оказался Брэдли. Коллеги из других изданий, естественно, позеленели от зависти. Напечатано оно было два дня назад, в номере за субботу.

— Нет, с этим все в порядке, — наконец выдавил из себя Хадсон. — Боссы довольны твоей работой. За серию материалов, посвященных выборам, получишь бонус, правда, сумму Платт мне не назвал.

— С меня выпивка. Но я что-то не вижу по вашим лицам, чтобы вы обрадовались успеху коллеги.

Хадсон отвернул голову в сторону, затем поскреб указательным пальцем за ухом.

— Платт сообщил мне, что руководство положительно решило вопрос с твоим отпуском. Начиная с двадцатого июля можешь быть свободен.

— Дэвид звонил мне в пятницу, так что я в курсе.

— Не перебивай меня, — недовольным тоном проворчал Хадсон. — В августе тебе придется на несколько дней вернуться в Россию.

Брэдли бросил на него недоумевающий взгляд:

— А это еще зачем?

— Не прикидывайся простаком, — поморщился шеф бюро. — Ты что, забыл? 9 августа церемония инаугурации. Напишешь по этому поводу несколько строчек и опять свободен. Руководство, очевидно, думает, что без тебя мы с этим делом никак не управимся.

— Что еще? — сухо поинтересовался Брэдли.

— Вернешься из отпуска в Москву десятого сентября. И сразу же примешь у меня дела.

— А тебя куда, Пол? В отпуск? Хотя нет, ты же недавно отдыхал…

— Куда, куда… На свалку, — мрачно пошутил Хадсон, гася окурок о край пепельницы. — Платт выдал мне открытым текстом: спасибо, старина Пол, ты хорошо служил, но пора уступать дорогу молодым. А мне предложили до пенсии поработать в архиве. Выделят какой-нибудь скромный кабинетик, смахивающий на эту собачью конуру, в которой мы с вами сейчас находимся, и буду я там до глубокой старости штаны протирать и бумажки перекладывать.

Брэдли не выдержал и громко расхохотался:

— Так вот в чем, оказывается, дело…

Он присел на краешек стола и сверху вниз посмотрел на Проберта:

— Алекс, ну хоть ты-то понимаешь, что я здесь абсолютно ни при чем? Неужели я похож на интригана и карьериста?