Читать книгу - "Жестокость и воля - Сергей Зверев"

Константин свернул во двор панельного пятиэтажного дома на Железнодорожной улице — ничем не примечательного среди сотен и тысяч подобных строений.

По тихому дворику неспешно брела одинокая старушка с мусорным ведром в руке.

Константин припарковал «Жигули», вышел из машины и обратился к старушке с вопросом:

— Где тут помещение правления жилкооператива?

— А вот оно, — она махнула рукой, — в подвале первого подъезда.

Константин потянул на себя грубо сколоченную из неструганых досок дверь и спустился по ступенькам в тесный подвал, освещенный единственной лампочкой под потолком.

Здесь находилась еще одна дверь, на которой висела табличка с надписью: «Саланг». Прочитав название, Константин едва заметно улыбнулся. Возможно, для старушки во дворе это слово ничего не значило, но те, кто хоть раз побывал на знаменитом афганском перевале, никогда его не забудут.

За дверью, обитой жестью, оказалось две комнаты. В одной, совсем маленькой, были грудой навалены пачки бумаги, пустые картонные упаковки. Из другой доносился редкий стук пишущей машинки.

Константину пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о низко нависший дверной косяк.

В комнате, своими размерами и обстановкой напоминавшей камеру штрафного изолятора, за одиноким столом сидел давний армейский друг Константина Василий Трубачев и неумело, одним пальцем пытался напечатать какой-то документ.

— Здорово, пионер-герой, — широко улыбнулся Константин.

— Здорово, если не шутишь, — ответил ему улыбкой Василий.

Он отодвинул стул, наклонился и зачем-то стал шарить рукой под столом.

— Ты никак для меня цветы припас? — засмеялся Панфилов.

— Нет, — каким-то виноватым тоном произнес Трубачев, — просто без них я встать не могу.

Он вытащил из-под стола костыли и, опираясь на них, направился к Панфилову.

Улыбка сползла с лица Константина, когда он увидел пустую подвернутую штанину на месте правой ноги. Константин замер, лицо его помрачнело.

— Что? — только и смог вымолвить он.

— Первая группа инвалидности, но могло быть и хуже.

Наконец боевые товарищи обнялись, правда, Василий мог пользоваться лишь одной рукой, придерживая в другой костыли.

Всей своей внешностью Трубачев напоминал русского былинного богатыря — высокий, плечистый, с руками-кувалдами. Его прямые русые волосы были зачесаны назад, а на верхней губе красовались все те же знакомые пшеничные усы.

И душевные качества Трубачева вполне соответствовали его внешности. Может, не слишком образованный, но всегда открытый, честный и прямой. Смелости и мужества Трубачеву тоже хватало.

Такому человеку Константин мог без раздумий доверить свою собственную жизнь.

— Ты это… садись, — Василий показал на колченогий стул. — Я тоже присяду, а то мне, сам понимаешь, стоять тяжеловато.

Константин опустился на стул, достал из кармана пиджака пачку «Кэмела», протянул Василию.

— Угощайся.

— Спасибо, у меня свои.

Он достал из кармана измятую пачку

«Примы», вынул сигарету, размял ее своими толстыми, как ствол ракетницы, пальцами. Они закурили.

— Где это тебя угораздило? — спросил Константин, сделав глубокую затяжку.

— Не поверишь, — Василий провел рукой по усам, — в Нагорном Карабахе.

— Твою мать, — не удержался Панфилов от восклицания, — что ж ты там делал?