Читать книгу - "Комбат. Исходный код денег - Андрей Воронин"

С третьим подозреваемым дело обстояло несколько сложнее. Он, как и пьяница, впервые оказался под арестом, хотя уголовный опыт у него был куда богаче, чем у его невольных соседей, вместе взятых. Впрочем, это были только догадки Григорьева, но догадки, имевшие под собой веское основание. А попался третий, которого звали Василием, за то самое превышение пределов необходимой самообороны, в котором некогда обвиняли Игоря. Точнее – превышения намеревался добиться адвокат с довольно громким среди арестантов именем, что уже говорило об истинном роде занятий Василия, числившегося обычным безработным.

В каком-то смысле Василию не повезло. Милицейский наряд застукал его в тот момент, когда он склонился над телом только что убитого им человека. На правой руке покойника был кастет, что и позволило адвокату говорить о самообороне. Мол, темной ночью к его подзащитному подошел грабитель и потребовал деньги. Уголовник, конечно же, не мог знать, что Василий довольно серьезно занимался карате, и, услышав отказ, вздумал применить силу. Василий начал защищаться и маленько перестарался.

У Григорьева, как и у Василия, тоже оказался хороший адвокат – Гусь подсуетился. Адвокат тут же наметил линию защиты, сразу же честно признавшись:

– Значительно сократить срок не обещаю, но лет на пять попытаюсь.

Вот тут Игорь ужаснулся по-настоящему. Если пять лет – это незначительное сокращение, то сколько же ему светит? Пока он на этот счет лишь строил предположения и старался забыть о зловещих словах тюремщиков насчет пожизненного. Адвокат этот прогноз решительно отмел и с деланым оптимизмом сказал, что максимум двадцать пять лет.

– Двадцать пять! – Игорь мгновенно сделал в уме элементарные подсчеты.

Когда он выйдет, ему уже будет за пятьдесят. Старик.

– Надеюсь, суд ограничится двадцатью, – адвокат говорил так, будто между этими двумя сроками имелась громадная разница. – Только надо выбрать верную линию защиты. Я тут кое-что сообразил в общих чертах.

И адвокат выдал версию, полностью соответствующую истинному развитию событий.

– Вы знаете, именно так и было. Я действительно принял омоновцев за бандитов. Они же действовали, как настоящие налетчики. Ну зачем ему было ломать дверь, если она была открыта? И мог бы представиться, вместо того чтобы размахивать автоматом. Я бы тогда не стал стрелять.

– Насчет двери вы хорошо сказали. Надо будет провести экспертизу. Это станет одним из фактов, подтверждающих нашу версию обороны. Еще один плюс – обвинение в переделке краденых машин оказалось ложным, ничего похожего в вашей мастерской не нашли.

«Спасибо Гусю. Он сдержал слово, обещая, что после работы его люди не оставят ментам ни единой зацепки», – подумал Игорь.

– Но есть и один большой минус. Наверное, вы догадываетесь, о чем я говорю.

– О моем предыдущем сроке. Он хоть и условный, однако на решение судей обязательно повлияет.

– Совершенно верно, но мы будем бороться, – адвокат завершил разговор на оптимистичной ноте.

В камере на удивление быстро установился порядок, хотя двое из подозреваемых впервые оказались в местах лишения свободы. Да и Григорьева трудно было назвать матерым зэком. Похоже, кореша просветили Василия насчет тюремных обычаев. Любитель спиртного был назначен ответственным за все, то есть за поддержание в камере порядка, а с Игорем у каратиста установились достаточно ровные отношения. Сначала этому поспособствовало признание Игоря, что он уже арестовывался несколькими годами раньше. Василий, довольно несдержанный по характеру и по возможности стремящийся занять лидирующее положение, повел себя достаточно предусмотрительно. Он знал о том, что бывшие сидельцы имеют в местах заключения связи, иногда довольно серьезные, и с помощью дружков могут легко поквитаться с обидчиком.

Затем Василий узнал о том, что Игорь убил омоновца, и, выведав у него обстоятельства происшествия, проникся к нему глубочайшим уважением, с некоторым даже подобострастием заявив:

– Ну, ты Робин Гуд в натуре!

Догадавшись, кого он имеет в виду, Григорьев поправил:

– Вильгельм Телль.

– Да без разницы. Главное, что мне хороший человек попался. Мусора замочить – это круто.

Игорь не стал его разубеждать, хотя на самом деле глубоко раскаивался в своем поступке. Он убил человека, лишил его жизни, тех больших и маленьких радостей, которые ждали омоновца в будущем. Григорьев испытал громадное облегчение, когда узнал, что погибший не был женат. Значит, он не оставил детей сиротами, а жену вдовой.

Но говорить о своих чувствах Василию было глупо и опасно. Этот тип жил другими представлениями и мог посчитать Игоря слюнтяем, которым можно помыкать точно так же, как и третьим сокамерником. Это вылилось бы в конфликты, на которые у Игоря не было моральных сил. Он до сих пор находился в шоке и только начал примиряться со своей незавидной судьбой.

Как же одно необдуманное действие способно изменить нашу жизнь! До рокового выстрела Игорь был счастливым человеком, имеющим прибыльное дело и собирающимся жениться на девушке, которую любил больше всех на свете. Теперь он стал изгоем, преступником, и ему предстояло многие годы провести за решеткой, вдали от людей, которые были ему близки и дороги.

Правильно говорят, что хуже всего ждать и догонять. Игорь весь извелся, ожидая дня суда; в нем, даже вопреки словам адвоката, жила надежда, что судьи разберутся и поймут главное: он не хотел убивать, он бы даже не стал стрелять, если бы точно знал, что перед ним страж закона. И вместо двадцати пяти лет дадут хотя бы десять.

Примерно те же чувства испытывали и Василий, и третий заключенный. У каратиста иногда случались вспышки раздражения, и он придирался к выпивохе, находя какие-то мелкие изъяны в его работе. Он тыкал пальцем в маленькое пятнышко на стене и говорил звенящим шепотом:

– Это че? Где были твои глаза, козел! Научился только винище жрать! Давай убирай по новой, и чтобы в хате чисто было, иначе голову оторву!

И вот настал час суда. Призрачные надежды Игоря окончательно развеялись после речи прокурора. Слушая ее, Григорьев временами изумлялся: «О ком это он? Обо мне или каком-то чудовищном злодее?»

Прокурор опустил историю с дверью, посчитав ее недостойной своего внимания, а вместо этого обратился к личности подсудимого, человека, уже имевшего судимость и представляющего опасность для общества. Дав Григорьеву характеристику, достойную Джека-Потрошителя и Чекатило, вместе взятых, он перешел к моменту убийства и здесь тоже не пожалел ярких красок, описывая злодейское преступление. Оставалось только удивляться, что Игорь до сих пор скрывал свои чудовищные наклонности и не проводил большую часть времени за отстрелом соотечественников. После такой речи требование прокурора о четвертьвековой изоляции подсудимого от общества выглядело актом милосердия.

Адвокат с первых слов начал упирать на случайный характер преступления. Он сказал, что в стране уже больше десяти лет свирепствует рэкет и поди отличи омоновца от налетчика, когда оба предпочитают действовать в масках. И зачем было ломать дверь, когда можно было ее просто открыть? Именно грохот заставил подзащитного использовать оружие. Выстрел же был совершен исключительно в целях самообороны. Травматическое оружие не используют для предумышленного убийства. Смерть омоновца стала роковой случайностью.