Читать книгу - "Укрощение демонов - Сергей Самаров"

— Стоять там! — приказал я, когда дистанция между нами сократилась до пяти метров.

Рифатов остановился. Я живо представлял его самодовольную ухмылочку, хотя лица с пяти метров мне видно не было.

— Оружие положи перед собой.

— Я без оружия пришел.

— Нож.

— И нож оставил. И автомат, и пистолет, и гранаты. Только голову взял с собой. Теперь она мое главное оружие.

— Значит, ты уже проиграл по всем статьям!

Я двинулся в его сторону. И с двух метров увидел, как он ухмыляется.

— Распахни бушлат.

Эмир расстегнул бушлат, распахнул и придержал обеими руками полы.

Я включил свой тактический фонарь и осветил эмира с ног до головы. Причем даже не постеснялся прямо в глаза ему свет направить и заставить зажмуриться. Мои опасения были связаны с возможностью ношения им пояса шахида. Взорвать такой пояс в башне — это взорвать всех нас. Хотя у меня и были сомнения, что Рифатов способен на такое самопожертвование. На фотографии, прилагаемой к ориентировке, он был намного моложе, но узнать его все равно несложно. И я не сомневался, что эмир не прислал вместо себя другого человека, настоящего шахида, способного на самопожертвование. Да и не было у него, кажется, в джамаате, таковых. У Такыя Рифатова была другая специализация.

— Ладно, застегнись, а то простынешь и до суда не доживешь, — сказал я жестко. — Пойдем в башню. Там не теплее, зато ветра такого холодного нет.

Я пропустил эмира мимо себя, честно говоря, не ожидая от него каких-то резких движений, но, на всякий случай готовый любым его телодвижениям противопоставить естественный в этих условиях удар стволом автомата в лицо. Это сам по себе болезненный удар, и длительный болевой шок, таким ударом вызванный, на две-три секунды лишает человека возможности к сопротивлению, а мне этих секунд хватило бы, чтобы отбросить автомат и нанести уже несколько отключающих ударов руками и ногами. И тогда у меня был бы пленник. И я никоим образом не нарушил бы правило чести, согласно которому участник переговоров является лицом неприкосновенным, как, скажем, дипломат. То есть на участника переговоров распространяется дипломатический иммунитет. Но это вовсе не говорит о том, что если Рифатов решит нарушить статус-кво, то я не имею права на ответные более резкие действия. Но эмир вел себя скромно, как кот в чужом доме. Он поднялся на первый этаж и остановился, дожидаясь меня и не зная, в какое кресло его усадит хозяин. Я усаживать гостя не спешил, и Рифатов вынужден был сам поинтересоваться, когда и я вслед за ним на этаж взошел:

— Куда дальше? — спросил он.

— Никуда. Башня не моя, и я правил гостеприимства не нарушаю. И вообще к твоему приходу стол, извини уж, не накрыл. И даже чай не подготовил. Садись на камни, отдохни.

Я посветил фонарем, показывая ему несколько камней, сложенных кучей. Наверное, кто-то хотел ремонтировать башню и приготовил рядом с кучей песка камни. Может быть, намеревались и в этой башне дверной проем заложить.

Эмир сел, а я тем временем под светом фонаря хорошенько его рассмотрел.

— Отдохнуть мне нужно, — согласился Такый. — Я сегодня со своим отрядом больше пятидесяти километров ногами отмерил. Если бы ты со своими солдатами столько прошел, уже свалился бы, наверное. Ваша армия на такие переходы не способна.

— Для моих солдат это минимальная норма нагрузки в день. Минимальная, заметь. Обычно на занятиях им больше выпадает. И ничего, никто не падает. Это ты в своей норе засиделся, и люди твои тоже. И потому для вас такая нагрузка тяжела. Как вы сюда добрались, не знаю. Но по твоему лицу вижу, что ты измучен. И отдыхать скоро тебе не придется.

— Я твои погоны не вижу, — сказал Рифатов. — Вижу только, что офицер.

— Старший лейтенант спецназа ГРУ. Командир взвода. Тицианов.

— Кто я — ты знаешь?

— Знаю. Сегодня только рассматривал ориентировку на твой розыск.

— С собой этой бумажки нет?

— Нет.

— Жалко. А то мне интересно было бы посмотреть.

Он явно не рвался к конкретному разговору, тянул время. Я это ощутил отчетливо. Значит, я оказался прав, предупреждая Скворечню относительно того парня, что сидел в стороне от светового овала.

И тут же, в подтверждение моих слов, сверху стал спускаться сам младший сержант Скворечня. Спустился и направился к выходу.

— Куда? — спросил я.

— В туалет.

Меня такой ответ не смутил, хотя в туалет обычно с автоматом не ходят. Значит, мне стоило поддержать игру Рифатова и тоже потянуть время.

— Фотография твоя на ориентировке старая. Там ты помоложе и посимпатичнее. Хотя я почему-то думал, что ты рыжий. Но на черно-белой фотографии это разобрать трудно.

— В нашем роду рыжих никогда не было. Хотя рыжими дагестанцы тоже бывают.

— Но профессия-то у тебя гражданская такая — рыжий…

Такый злобно, с обидой фыркнул:

— Моя профессия — артист цирка. А амплуа мое называется — коверный. Иногда коверных зовут рыжими, потому что некоторые любят рыжие парики, но я никогда парики не носил. Я и без того народ смешил. Я был хорошим клоуном.

Это он явно загибал, рассчитывая на незнающего человека. Но ориентировка на него была подробной, и я знал про Рифатова многое.

— Если ты был хорошим клоуном, тогда почему тебя выгнали с работы? Хороших не выгоняют. За хороших держатся двумя руками. Вот я — хороший офицер. Меня никто выгнать из армии не надумает. За меня держатся.

— Меня конкуренты сожрали. Завистники. Обычное дело…

Он откровенно врал, и сам, похоже, верил в то, что говорил. Есть такая категория людей, что выдумывают себе легенды и настолько погружаются в выдуманный мир, что верят в свои выдумки твердо и свято. Но я-то знал, что клоуном он был никудышным, и вся его клоунада строилась на том, чтобы сказать несколько расхожих фраз с сильно утрированным акцентом. Но и эти фразы он не придумывал, а заимствовал из каких-то популярных фильмов. Потому фразы и считались расхожими и узнаваемыми. Кто-то над этим смеялся, но большинство — нет. Однако выгнали Рифатова не за бездарность, а за систематическое пьянство. Выгнали после того, как он отработал первое отделение, а в антракте решил поправить здоровье. Поправил, и его уже не смогли поднять на второе отделение. А второго клоуна в труппе не было.

— А я слышал, тебя погнали за пьянку.

— За это меня выгнать не могли, — вяло возразил эмир. — Я пил только хорошие коньяки, с которых не сильно пьянеешь. И голова после коньяка ясная. Эх, сейчас бы…

Кажется, он сглотнул слюни.

— Могу коньячком угостить, — сказал я, вспомнив про флягу комбата.

— Какой у тебя? — В голосе эмира одновременно присутствовала и борьба с самим собой, и желание угоститься. Мне даже интересно стало, что в нем сильнее?