Читать книгу - "Закон против тебя - Максим Гарин"

– Дегустацию, – спокойно ответил Михаил, одну за другой откупоривая бутылки.

– Что за дичь? Ничего не понимаю! Если вам нужны деньги…

– Мне не нужны деньги, – перебил его Бакланов. – Мне нужно, чтобы ты отведал своего пойла – понемногу из каждой бутылки, – чтобы было без обмана.

А потом мы поговорим о том, где и чьими руками это пойло производится.

– Я не стану пить, – заявил Макарьев. – И разговаривать с тобой, сопляком, не стану. Ты еще не знаешь, с кем связался!

Бакланов пожал плечами, до краев наполнил «русалочьими слезами» граненый стакан и поднес его к губам Макарьева.

– Пей.

– Не буду!

– Куда ты денешься, – со вздохом сказал Бакланов.

Он поставил стакан на стол, наклонился и вдруг извлек откуда-то блестящую жестяную воронку. Макарьев еще не успел сообразить, что происходит, а его мучитель уже больно защемил ему двумя пальцами нос, перекрывая доступ воздуха. Растерявшись, Макарьев широко открыл рот, судорожно хватая им воздух, и в тот же миг почувствовал, как в рот ему с силой втолкнули воронку.

Придерживая воронку одной рукой, Бакланов, недолго думая, опрокинул в нее полный стакан. Водка закрутилась миниатюрным водоворотом, а потом вдруг вспенилась, пошла пузырями и начала выплескиваться обратно, когда Макарьев, мучительно кашляя и давясь, попытался вытолкнуть ее из горла. Отвратительно воняющая жидкость струями стекала по его щекам и подбородку, пропитывая обивку дивана, пузырями лезла из ноздрей, но Бакланов, внимательно наблюдавший за этим процессом, заметил, что не меньше половины содержимого стакана попало по назначению.

Заслезившиеся глаза Макарьева сразу же осоловели, мокрое от пота и пролитой водки лицо сделалось красным, и только отдавленный Баклановым кончик носа остался белым, как отмороженный.

– С почином тебя, – сказал Бакланов. – Так кто поставляет на рынок эту дрянь?

– Да пошел ты!..

– Ты какую будешь – «Русскую» или «Посольскую»? – спросил Бакланов.

Вместо ответа Макарьев набрал полную грудь воздуха и намертво стиснул зубы. Бакланов покачал головой, снова взял в руку воронку, поднес ее к лицу Макарьева, раздвинул его губы и упер жестяной носик воронки в передние резцы Валентина Петровича.

– Одно из двух, – сказал он, занося над воронкой кулак, – или ты откроешь пасть, или тебе придется закусывать собственными зубами.

Валентин Петрович заплакал. Это было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. Плача, он послушно открыл рот, позволяя вставить в него отдающий железом твердый сосок. Бакланов не глядя протянул назад руку, на ощупь взял со стола бутылку «Посольской» и опрокинул ее над воронкой.

– Я расскажу тебе историю, – сказал он, наблюдая, как Макарьев, плача, даваясь и хрипя, глотает разведенный водой гидролизный спирт. – Две с половиной недели назад моя двоюродная сестра отправилась сюда, в город, на заработки. С тех пор ее никто не видел. Ее зовут Зоя, Зоя Игнатьева. Двадцать два года, лицо круглое, волосы русые, на мочке левого уха родинка". Что скажешь?

Он убрал воронку.

Макарьев помотал головой из стороны в сторону, мучительно закашлялся, брызгая во все стороны слюной и водкой, и прохрипел:

– Откуда.., я не.., знаю. – Угу, – сказал Бакланов, снова наклонился и с шумом выволок из-за дивана объемистую спортивную сумку. Когда он поставил ее на стол, внутри сумки тяжело звякнуло стекло. Раздернув «молнию», Бакланов одну за другой принялся выставлять на стол водочные бутылки. – Знаешь, – говорил он, неторопливо опорожняя сумку, – я тебе даже немного завидую. Ты сегодня впервые в жизни по-настоящему напьешься. Крепко и на халяву. И обслуживание на уровне, даже рюмку ко рту подносить не надо. Ты не переживай, мне спешить некуда. Могу тебя хоть сутки поить. Смотри, какое богатство!

Макарьев услышал странный звук. Кто-то тоненько, с подвыванием скулил, и Валентин Петрович не сразу понял, что эти неприличные звуки издает он сам. Теперь слезы текли по его щекам непрерывным потоком, отвратительный запах пролитой водки забивал ноздри. Макарьев чувствовал, как алкогольная отрава начинает всасываться в кровь, мутя рассудок и заставляя плыть и двоиться очертания предметов. Его сильно тошнило, и он не сомневался, что очень скоро тошнота превратится в неудержимую рвоту.

День, который вначале ничем не отличался от сотен таких же прекрасных солнечных дней, в мгновение ока превратился в мучительный кошмар, из которого Валентин Петрович на чаял выбраться живым, Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но заговорить ему не дали.

– Я знал, что тебе понравится, – сказал Бакланов, вставляя в открытый рот Макарьева воронку и опрокидывая над ней бутылку.

На сей раз это была «Русская», ничем существенным не отличавшаяся от «Посольской» или «Русалочьих слез».

Макарьев вдруг резко мотнул головой, вытолкнув изо рта носик воронки и выплюнув все, что не успел проглотить.

– Хва…тит, – с трудом выговорил он. – Человек ты или.., кто? Все.., все, что знаю… Игнатьева… Зоя Александровна…

– Верно, – убирая бутылку обратно на стол, сказал Бакланов.

– Июнь.., на вокзале… Моя работа" вербовать. Анкета, документы, лапша на уши.., ребята… Леха и… и второй Леха. Один укол, и клиент в отрубе. В багажник – и на работу.

– Куда? Где ваш цех?

– Я не.., не знаю. Леха и… Леха™ – Где их найти? Ну?!

– Рынок возле.., возле автостанции. Там.., пасутся.

Спросишь.., любого. Чтоб ты.., сдох…

Его последние слова плавно перешли в грубый и протяжный утробный звук. Бакланов поспешно повернул пленника на бок и отскочил в сторону. Макарьева обильно вырвало на пол. Закончив, он застонал и медленно закрыл глаза.

Бакланов немного постоял над ним, потом принес из кухни нож, перерезал веревки, которыми были стянуты лодыжки и запястья пленника, бросил их вместе с воронкой в спортивную сумку, сунул в потную ладонь Макарьева пустой стакан и пошел звонить в «скорую».

Через пять минут он уже садился за руль своей «пятерки», оставив позади незапертую квартиру, в глубине которой спал тяжелым пьяным сном отставной майор Валентин Петрович Макарьев. Ни Бакланов, ни тем более сам майор не могли знать, что проснуться Валентину Петровичу было не суждено.