Читать книгу - "Вторжение - Михаил Серегин"

– Не иначе, – покачал головой Конюхов.

– Нет, в самом деле. Тарелка не тарелка, но они могли ведь после ограбления в этих местах скрываться.

– Была и такая версия, – вспомнил участковый. – Но всерьез ее никто не принял. Да и кадров не хватало лес прочесывать. Так, порасспрашивали местных жителей – никто ничего не видел. На том и закончилось.

– Понятно. Значит, по твоему мнению, ученые, которые сюда приехали, ерундой занимаются?

– Я так не скажу. Ученым виднее, – заявил Конюхов. – Может, они как раз установят, что все это – бабьи сказки. А может, и в самом деле какую-нибудь тарелку найдут. Просто я хочу сказать, что при моей профессии фантазировать вредно. Я нафантазирую, а кому-то срок дадут. Поэтому я вообще к таким делам спокойно отношусь. Жизнь покажет, кто прав. Свидетельские показания – вещь серьезная, а прямые улики все-таки лучше.

– Золотые слова, – согласился Грачев. – Однако в нашем случае пока ни улик, ни свидетельских показаний. Ведь, насколько я понимаю, в юридическом смысле поведение того же Тарасова не содержит никакого криминала, верно? Ну, уехал человек, так сотни людей каждый день куда-нибудь уезжают. За это ведь не привлечешь. И это еще вопрос, что там было у него в лесу с группой Хамлясова. Может, они его сами выгнали за непрофессионализм? Тарасов вообще хорошо эти места знает?

– Думаю, неплохо, – кивнул Конюхов. – Во всяком случае, охотой он давно промышляет. Тут поневоле места будешь знать. А насчет криминала действительно еще не факт. Подозрения, я считаю, обоснованные, но на одних подозрениях дела не заведешь. Поэтому-то я с вами и выбрался. Хочу своими глазами посмотреть.

– Глазами – это хорошо, – сказал Грачев. – Только, боюсь, скоро мы вообще ни черта не увидим – темнеет уже.

– Нужно место для стоянки искать, Грач, – подал голос Величко. – Желательно бы посуше, и чтобы дрова были.

Вскоре нашли небольшую поляну, покрытую шелковистой травой. Развели костер и приготовили импровизированный ужин. Разговаривали мало. Все испытывали некоторое разочарование. Почему-то казалось, что стоит только войти в лес, как тут же найдутся следы пропавших исследователей. Но ничего подобного не случилось. Даже лесника им не удалось увидеть.

Однако после ужина настроение изменилось. Кузовков приободрился и снова затеял дискуссию о чудесах Черной Топи. Он повторил текст едва ли не всех газетных публикаций на эту тему за последние пять лет. Похоже, он вызубрил их наизусть. В дискуссию с удовольствием включился Гессер, который привел схожие случаи, произошедшие в других областях. Кузовков отнесся к такой информации довольно ревниво, но оба согласились, что пришельцы давно уже взяли нашу планету под свой контроль и только слепцы могут этого не заметить.

Из спасателей разговор поддержал один Мачколян, который вообще любил поговорить, но его шуточки Кузовкову не понравились, и вскоре дискуссия сама собой угасла. Костер тоже догорал, и Грачев предложил всем ложиться.

– Выходим, как только начнет светать, – предупредил он. – Поэтому советую всем хорошенько выспаться.

Мачколян достал из рюкзака два спальных мешка – он нес запасной для участкового – и сказал с шутливой серьезностью:

– Увидите летающую тарелку – не забудьте меня разбудить! А то знаю я вас. Как работать, так Ашот, а как чудеса, так это все остальные.

– Самым большим чудом будет, если и в самом деле удастся тебя разбудить, – заметил Грачев. – А вообще не надейся. Мы тут со старшим лейтенантом посоветовались и решили, что чудес не бывает.

– Раньше тоже считали, что земля плоская! – с раздражением отозвался Кузовков. – Искренне считали! А еще про кибернетику говорили – продажная девка империализма. Помните?

– Это не при мне было, – скромно сказал Грачев.

– Неважно! Вы отлично понимаете, о чем я говорю, – обиженно заявил Кузовков. – Та же самая история будет с тем, что сегодня называют паранормальными явлениями. Рано или поздно даже вы будете вынуждены признать существование трансцендентных факторов в нашей жизни…

– Да, есть многое на свете, друг Горацио, – со вздохом произнес журналист Гессер, – что нашей философии не снилось… Погодите, еще двойки школьникам будут ставить за неверие в духов!

– А вы не передергивайте! – сердито сказал Кузовков. – Вы же сами приехали сюда, чтобы прикоснуться к миру тайн…

– Вообще-то я приехал, чтобы сделать материал, который будет хорошо продаваться, – невозмутимо ответил Гессер. – Увы, Станислав Сергеевич! Газетчики – реалисты. Я бы даже сказал, циничные реалисты. Там, где вы видите новые горизонты, я вижу лишь цифры тиража.

– То есть вы пропагандируете идеи Хамлясова и прочих, не веря в них? – возмущенно спросил Кузовков.

– Вот именно, – улыбнулся Гессер. – Идеи Хамлясова сейчас в моде, а значит, за них можно выручить хорошие деньги. И вера тут ни при чем. Это закон рынка. Материя, как вам известно, первична…

– Ничего мне не известно! – отрезал Кузовков. – Мне известно одно – вокруг нас столько непознанного, недоступного методам ортодоксальной науки… Вот это мне известно. А все эти постулаты марксизма давно нужно сдать в архив!

– Старик Маркс был совсем не глуп! – покачал головой Гессер. – Посмотрите внимательно вокруг, и вы в этом убедитесь.

– Вокруг – темный лес, – засмеялся Мачколян. – Поэтому давайте спать. Когда спишь, не так страшно.

– По-моему, такой громадный человек, как вы, не должен вообще ничего бояться, – уважительно заметил Конюхов. – Вы, случайно, борьбой никогда не занимались?

– Было дело, – скромно ответил Мачколян. – И штангой занимался – было. А вот по лесам бродить непривычен. Скажу вам, тут и без летающих тарелок чувствуешь себя не в своей тарелке. Особенно ночью. Так и лезет в голову всякая чертовщина – Баба-яга, леший…

– Ну, если леший нагрянет, Граф его мигом учует, – обнадежил Величко. – Мимо нас ни одна собака не проскользнет, не то что леший.

Так, перешучиваясь, они улеглись в спальные мешки, и вскоре на поляне воцарилась тишина. Усталость ли была тому виной или свежий лесной воздух, но все очень быстро заснули, даже Мачколян, несмотря на свой страх перед Бабой-ягой.

А проснулся первым Величко – от тихого, но угрожающего рыка, который над самым его ухом периодически издавал Граф. Таким образом он ненавязчиво давал понять хозяину, что обстоятельства требуют его личного присутствия.

Величко не стал сердиться. Он знал, что Граф зря рычать не станет. Ободряюще похлопав пса по вздыбившейся холке, Величко вылез из спального мешка и протер глаза.

Поляна была погружена во тьму. Такой густой темноты никогда не бывает в городе, где все равно в любой час горят какие-то огни. Здесь, среди девственной природы, только призрачный свет далеких звезд едва обозначал верхнюю кромку леса. Больше разглядеть ничего было нельзя. Зато в первозданной тишине был слышен каждый звук, даже самый тихий, и Величко вдруг понял, что над поляной разносится какой-то едва слышный, но чрезвычайно назойливый звук. Ничего подобного слышать раньше ему не приходилось, разве что в фантастических фильмах, когда режиссер пытался озвучить загадочные инопланетные пространства. Это был электронный вибрирующий плач, идущий, казалось, из недр космоса. Так мог плакать робот, одиноко улетающий в бесконечность в ракете, экипаж которой подчистую вымер из-за неизвестной болезни.