Читать книгу - "Зашифрованная жизнь - Сергей Соболев"

Баакуба, Ирак

День восьмой

Без четверти двенадцать, когда стало припекать – это в ноябре-то! – к новой мечети, находящейся в квартале от центральной площади, подкатил черный «Джип Коммандер».

Южная и западная стены мечети, которую намеревались открыть еще в августе, к священному месяцу Рамадан, сплошь закрыты фасадной сеткой. Высокий летучий минарет забран лесами. С тыльной стороны стоит башенный кран. Он неподвижен; на лесах и внутри здания не видно строителей и отделочников. Все силы брошены на довершение работ на тех объектах, которые на следующей неделе будет принимать некая комиссия из высокопоставленных чинов иракского правительства. А также тех, кто, по слухам, выделил средства на реконструкцию центральной части Баакубы и создание современной городской инфраструктуры.

– Глуши движок, Kozak, – сказал О’Нил. – На ближайшие час-полтора, считай, этот долбаный город с его долбаным населением во власти долбаных имамов!

Они подняли стекла. Козак включил кондишн.

Показания от датчика внешней температуры на панели +36. Вряд ли снаружи столько, но где-то под тридцать, а на солнце – точно…. В шесть утра, когда колонна покинула базу, температура воздуха составляла восемь градусов по Цельсию. Такие перепады температуры не могут не впечатлять. И не могут не влиять опять же на настроение и общее самочувствие.

Откуда-то сверху – как будто даже с неба – донеслись сначала громкие щелчки. Затем звонко, на всю округу, через динамики мощной установки, заголосил азанчи:

– Ал-лаху акбар! Ал-лаху акбар! А-аллаху акбар!! А-ал-ла-ху ак-баррр!!!

И почти одновременно, подхватывая призыв к пятничному намазу-зухр, в разных частях города, от пригорода Хибхиб до суннитских кварталов и шиитских деревень вдоль берега Диялы и «тегеранской» трассы, зазвучали усиленные динамиками призывы муэдзинов и азанчи…

Молодой парень-азанчи, взобравшийся на недостроенный минарет по винтовой лестнице, прижимая мочки ушей пальцами, выкрикивал, вернее даже, выпевал, узорчато, витиевато, изощренно модулируя голосом, в микрофон усилительной установки:

– А-а-ашхаду ан ля иляха илля Лла ху-у! Ашхаду ан ля иляха илля Лла ху!!

Ирландец, скривив губы, сказал:

– Fuck… Ты знаешь, Kozak, меня раньше даже забавляли эти их кошачьи вопли! Такое впечатление, что ты в джунглях… Kozak, тебе доводилось бывать в джунглях?

– Что? А… Нет, не доводилось. Только в зоопарке. Да и то в детстве.

Ирландец громко расхохотался, как будто его младший напарник сейчас сказал нечто очень остроумное…

Даже внутри салона с опущенными армированными стеклами были слышны призывы к пятничному намазу. Особенно старался тот парнишка, что, рискуя жизнью, забрался на еще толком не достроенный минарет:

– Ашхаду анна Мухаммадан Расулу Ллахи! аййаа аля с-салят! аййаа аля с-салят!! аййа аля ль-фалях! аййа аля ль-фалях!! Ля иляха илля Ллаху!!![46]

Ирландец вытащил из кармашка «разгрузки» никелированную фляжку емкостью в двести пятьдесят граммов, потряс ее над ухом… пустая.

– Fuck… – пробормотал он под нос. – Когда это я успел выхлестать?

Иван мог бы точно сказать старшему, когда именно – поминутно – и даже в каких районах города или маршрута он прикладывался к фляжке. Но зачем?

Это их четвертый день совместной работы. Козак уже успел изучить некоторые привычки ирландца. Вот как раз около полудня, когда у местных начинается дневной намаз-зухр, у О’Нила заканчивается «живительная влага» в одной из двух фляжек, которые тот – похоже, что постоянно – берет с собой на выезды. Ну а вторую фляжку Дональд растягивает уже до возвращения на базу…

Ирландец открыл бардачок, пошарил рукой, достал точно такую же фляжку, но полную. Джип, кстати, сегодня утром им вернули после ремонта: отрихтовали передок, сменили диски, вставили лобовое стекло, зашпатлевали пулевые пробоины…

– Kozak, выпьешь?

– В следующий раз, – уже привычно «отмазался» Иван. – Жарковато сегодня.