Читать книгу - "Хрустальная армия - Сергей Соболев"

– Распустим еще десять бревен.

– Ага.

– Как подадите десятое, начинайте с Дюбелем действовать!

– Угу…

– Затихарьтесь у сторожки, ждите там… Ну, а дальше – как уговаривались.

– Понял, Саныч.

– Скажешь Дюбелю, чтобы готов был быстро вскрыть нычку!

– Передам… Да он и сам знает.

– Еще раз скажи! А то потом, братец, уже не сможем переиграть обратно.

– Лады.

– А Монах? – спросил Малой. – Ты сам ему скажешь?

Оба, дружно повернув головы, посмотрели на бригадира – тот, воспользовавшись небольшой паузой, сгребал деревянной лопатой к стене, в кучу, пахучую стружку и опилки.

Он из их «второго» отряда, как и вся их бригада. Фамилия его Степанов – указана с инициалами на нагрудной и нарукавной нашивках. Местное прозвище – Монах. Ему на днях стукнул полтинник. Среднего роста, не худой и не грузный, сутулится временами, как будто что-то давит на плечи. Если смотреть только на лицо – морщинистое, вечно заросшее клочковатой бородой, – то выглядит на все шестьдесят. Что-то старческое проскальзывает в нем и в те минуты, когда он, найдя укромный угол, молится или же просто отрешенно смотрит в пол или на свои мозолистые натруженные руки. Но вот что касается работы, то пахарь, каких поискать. Двужильный мужик – даже здоровяк Малой порой не мог угнаться за ним, когда бригадир подменял второго «крючника». Степанов сидит по «Сто пятой», часть вторая[1], срок ему определили в тринадцать лет. На сегодняшний день отмотал два года и пять месяцев.

– Сам скажу, – веско произнес старший. – Ну все, Малой, иди! Не забудь – десятое бревно.

Тот, кого «одноотрядники» в глаза называли уважительно, по отчеству, – Саныч – а за спиной, не все, правда, обзывали близкой к звучанию его фамилии кличкой Крюк, проводил здоровяка взглядом до проема ворот, затянутого комковатой грязно-белой кисеей тумана. Крупное, с развитыми надбровными дугами и широкими костистыми скулами лицо на какие-то мгновения застыло. Взгляд стал отрешенным; этот человек думал о том, что им сейчас предстоит провернуть; он в последнюю минуту мысленно взвешивал на невидимых чашах весов их шансы на успех.

Миновало уже дней десять, как сошел снег. Почва в тайге еще не успела просохнуть; в распадках и на северных склонах увалов кое-где еще сохранился ноздреватый, с ледяной корочкой снег, но ждать больше нельзя.

Начальник колонии вот-вот отдаст приказ произвести смену зимней формы на летнюю. В «Полста пятой «бис» с учетом климата сезонная замена экипировки происходит не шестнадцатого апреля, как положено по нормативу УФСИ для средней полосы, а во второй половине месяца. Здесь ведь не Сочи и не южный берег Крыма; ночи еще долго будут холодными. Опять же, в летней курточке и кепаре в укрывище, когда нельзя будет разводить огонь, когда не будет возможности приготовить горячую пищу, долго не высидишь…

Двадцать третье апреля, среда, начало второго. День выдался пасмурный; ночью и утром накрапывал дождь, но к полудню он закончился. Погода пока стоит не очень теплая. По ночам случаются заморозки, днем, правда, уже заметно припекает весеннее солнце. Утром и вечером ложатся густые туманы; еще не было дня, начиная с конца марта, чтобы округу не укутывала на время плотная молочная кисея. Это обстоятельство – особенность местности и климата – не просто важное, оно архиважное. И оно, данное обстоятельство, не в последнюю очередь учитывалось теми, кто втайне от местного кума, стукачей и горемык, тянущих в этой проклятой дыре отмерянный государством срок, еще в крещенские морозы договорились о своем. Четверо осужденных на большие – от «червонца» и выше – сроки почти три месяца готовились к тому, чтобы осуществить свой дерзкий замысел. При планировании учитывалось все, что только может помочь реализации их плана. И, наоборот, выявлялось и проговаривалось все то, что может привести их к провалу и, возможно, к гибели.

Подготовка закончена; все, что можно было сделать и предуготовить, сделано и подготовлено. Любая вылезшая, подобно шилу из мешка, мелочь может нарушить тщательно подготовленный план. А если начальство закроет промзону, где все четверо трудятся на лесопилке? Или кого-то из них назначат в другой наряд? Не в промзону, а, к примеру, в столовую или в клуб? Или еще что-то стрясется, из-за чего будет существенно усилен режим? Да и начальник оперотдела здешней зоны – «кум» – может что-то пронюхать по своим каналам. Сколько ни хоронись, как ни притворяйся, как ни осторожничай, а что-то может выдать – неосторожное слово, блеснувший взгляд, шмон или предательство того из них, кто дрогнет и передумает в последний миг.

«Решено, – подумал про себя тот, кого эти четверо, посовещавшись между собой, определили в их группе за старшего. – Уходить нужно сегодня, сейчас же! И чем сдохнуть в этой долбаной дыре, в этом распроклятом месте, лучше уж попытать счастья, вдохнуть еще раз пьянящий воздух свободы…»

Взгляды двух мужчин пересеклись. Монах ждал сигнала от старшего. В сторожке сейчас находится один охранник. Второй сотрудник ушел примерно полчаса назад – в столовку, обедать. Вообще-то его должен на время приема пищи подменять другой «вертухай». Но в их колонии существенный некомплект сотрудников – очень сложно найти желающих служить в этой дыре в должности младших инспекторов отдела охраны или в любой другой низовой должности…

Увидев поданный ему знак, заключенный с нашивкой «бригадира» мелко перекрестился, после чего направился в противоположный угол ангара.

В помещении сторожки промзоны дежурит сотрудник с десятилетним стажем работы. Ему тридцать пять; крупный, грузный, с бабьим лицом. Живет с матерью в поселке Леспромхоз Два. Большинство сотрудников ИТК проживают в этом населенном пункте; оттуда раз в сутки в колонию ходит служебный автобус, за исключением тех дней, когда водитель ремонтирует этот древний «пазик».

Человек он вредный, если не сказать – злой. Зэки придумали ему с десяток кличек, одна обиднее другой. Одно из наименее безобидных прозвищ такое – Ворошиловский стрелок. Рассказывают, что несколько лет назад в «промзоне» случилась драка. Причины кипиша называются разные, но все рассказчики сходятся в одном. «Пильщики» и «складские» стали мотыжить друг дружку подручными инструментами – в числе прочего баграми и «крючьями». Инспектор нажал тревожную кнопку. Тут был вопрос одной или двух минут – схватки уголовников, большей частью рецидивистов, имеющих сроки от «червонца» и выше, да еще «строгача», это не цирковые поединки и даже не бокс. Такие драки скоротечны, жестоки, зачастую не на жизнь, а на смерть. Конвойная команда и охрана с жилой зоны могли бы по прибытии застать трех или четырех жмуров, не говоря уже про изувеченных. И вот тогда, в случае такого крупного ЧП, не поздоровилось бы местному Топтыгину – начальнику колонии. А, может, досталось бы на орехи и начальству из областного УФСИН…