Читать книгу - "Последняя охота - Эльмира Нетесова"

— Чтоб семью завести, для начала полюбить надо. А у нас на то времени нет! — рассмеялся Влас и успокоил пахана.

Меченый и без предостережений был недоверчивым. С женщинами, с которыми сближался, общался недолго. Обычно даже имени не знал и себя не называл. Так спокойнее жилось. Вот только в последнее время кенты стали часто сыпаться. Загребала их милиция каждую неделю. Двое убили кассиршу на выходе из банка. Едва у нее сумку с деньгами вырвали, мент обоих грабителей застопорил. Открыл стрельбу по ногам и попал. Обоих в отдел доставили, а через месяц отправили в зону, далеко-далеко, в самую Сибирь, так как в своем городе имелась лишь зона с общим режимом. Этих на особый отправили.

Еще троих на выходе из магазина взяли. Они всех продавцов и покупателей на пол уложили. Сами взялись кассы потрошить. Кто-то из продавцов успел нажать кнопку вызова милиции, те мигом нагрянули. И снова кенты попухли.

На прошлой неделе еще двое попались на складе: сигнализацию задели.

Пахан совсем помрачнел. «Малина» вконец поредела. А тут, как назло, кентов в баре скрутили за драку с поножовщиной. С лягавыми столик не поделили. Всех четверых вывели из бара в браслетах.

— Смываться надо в гастроль, покуда до нас не добрались, — ворчал Шкворень.

— Ну уж хер в зубы мусорам! Кому мы не по кайфу, пусть смываются из этого города! — заносчиво ответил Влас. Он был уверен, что наберет новых кентов из тех, которые выходят из зон.

Он часто появлялся на вокзалах и базаре, где обычно кучковались вернувшиеся из зон недавние зэки, но в последнее время не везло. Все освободившиеся уезжали к своей родне, а бездомные и одинокие сразу сваливали в бомжи. Влас находил их, уговаривал в «малину», в дела, но мужики, послушав его, отмахивались:

— На хрена козлу гармонь, он и в сарае наорется! На что мне твои навары, если за них рассчитываться башкой нужно? Она хоть и дурная, но одна, на всю жизнь. Второй ни за какие бабки не купить. А и с лягавыми не хочу махаться. Пошли они в жопу! Покуда мы в бомжах, нас никто не трогает, никому не нужны. Если и забирают, вскоре отпускают. Мы не воруем по-крупному, только с огородов у горожан. За это не судят. А с вами свяжись, получишь срок на всю катушку…

— Останешься в бомжах — сгниешь в дерьме заживо! — предупреждал Влас.

— Нас теперь много. Живем! А твои по зонам подыхают. Вот и думай, что лучше?

Иные и вовсе не хотели с ним говорить. Посылали матом, грозили вломить, если еще раз нарисуется к ним:

— Отваливай! Я на Колыме три ходки тянул. А теперь на воле! Я там на шконке откидывался с голодухи и от колотуна. Сам себе зарок дал в откол смыться, если до воли дотяну. Ты ж фалуешь в дела. А что я у вас на всю жизнь нахаваюсь? Снова попаду, там и околею, как пес. На хрена такое счастье? Задавитесь вы своими наварами! У меня одна жизнь, и та искалечена и поморожена. Пусть в бомжах сдохну, но сам, никто не подсобит. Вольным! А пузо — что за беда: нынче голодный, завтра сыт буду. Но не гонятся за мной по следу овчарки, чтоб вырвать душу. И тебе не уломать меня. Пусть коряво дышу, но вольно; побываешь на Северах — познаешь цену свободе, меня вспомнишь и поймешь, — отвернулся замусоленный, пропахший городской свалкой бомж. Говорить с ним было бесполезно.

Косоглазого полупьяного мужика почти уломал в «малину». Он уже пошел за своими пожитками, попросил минуту подождать, но не вернулся. Вместо него двое за спиной появились, стиснув кулаки.

— Катись отсюда, твою мать! — подступили вплотную.

Влас решил их проучить за хамство, но, едва сшиб с ног одного, откуда-то повылезла целая свора. Число бомжей быстро росло. Они лезли прямо из мусора, каких-то ящиков и, окружив, взяли Меченого в кольцо.

— Слушай ты, хрен собачий! На кого кулаки дрочишь падла?! Добром тебе велели срываться отсюда! Чего дергался, пидер? Иль давно тебе не вламывали по самые муди? Путевые кенты не фалуют в фарт на помойках, не трехают о деле возле мусорных куч, а зовут в кабак! У тебя на такое в карманах жидко иль вовсе пусто. Значит, и твоя «малина» — дерьмо! Чего ты тут выступаешь, чмо? Думаешь мы на твои брехи клюнем? Вали отсюда! Не шмонай дурней себя, не надыбаешь! Вот тебе! — отмерил по локоть бомж, и завязалась драка, жестокая, свирепая, похожая на побоище.

На Власа насели скопом с какими-то кольями, арматурой, кулаками. Его валили, он снова вскакивал, стряхивал с себя бомжей, наседавших роем. Меченый пробивался сквозь них к единственной дороге в город, но на него снова налетали, валили, топтали, колотили, обзывали и грозили урыть прямо здесь, на свалке. Власу поначалу было смешно, но вскоре понял, как ошибся и недооценил бомжей, и всерьез испугался, поверил, что эта кодла и впрямь может разнести его в куски.

— Хватит, мужики! Давай ботать добром! — взмолился Меченый.

Бомжи чуть притихли.

— Гони магарыч за то, что дышать останешься! — потребовали все те же двое и назвали сумму.

Власу пришлось отдать ее, а Шкворень, узнав о том, рассвирепел: «Совсем обобрал кубышку, паскуда!»

Лишь в городских подвалах и на чердаках, в подворотнях и на парковых скамейках удавалось найти и уломать в «малину» бывших воров. Согласились только трое, и те от безысходности: из зон вернулись недавно. Семей не имели, ни угла, ни заработка не нашли. Бомжевать им было не по нутру. Надоело есть отбросы и спать рядом с бродячими псами. В «малине» все знакомо и привычно. Каждый из троих имел за плечами по нескольку ходок. В фарте умели все. Случалось, грабили банки, убивали ментов, инкассаторов, обворовывали ювелирные магазины, но никогда не домушничали, не были «майданщиками» и «скокарями», не промышляли фарцовкой. Знали, за последнее могли схлопотать вышку, и не играли с судьбой в рулетку.

Уже на следующий день все трое вместе с Власом сделали налет на ломбард. Все обошлось настолько гладко и тихо, что кенты обрадовались. Новые воры оказались удачливыми. Вскоре все они определились на хазы и целыми днями присматривались к городу, намечая, откуда можно снять следующий навар.

Из прежних кентов, оставшихся на воле, Шкворень сообразил рэкет. Те трясли торгашей по всему городу и почти каждый день приносили пахану положняк. Кто не делился с рэкетом Шкворня, тому приходилось туго. Ларьки, киоски, палатки горели по ночам яркими факелами. Их обирали, избивали продавцов, забирали выручку и товар. Рэкетиры брали в свои руки все торговые точки города и охраняли плативших торгашей от других налетчиков. Случалось, торгаши, сбившись в кучу, избивали рэкетиров за безжалостные поборы, но вскоре оказывались вконец разоренными.

Милиция сбивалась с ног в поисках рэкетиров, но никто не рисковал назвать или указать бандитов. Знали, чем поплатятся. Менты постепенно теряли контроль. Их откровенно высмеивали горожане.

Дошло до того, что саму милицию стали обвинять в прямой помощи рэкету.

— У нас рэкетиров больше, чем продавцов развелось! Куда ни появись, кривые ухмылки и насмешки! До чего мы дожили? О нас говорят, что мы живем на положняк от рэкета! До каких пор будем терпеть беспредел? Чем занимаются оперативники и следствие? Город стал похож на клоаку! Сплошные бомжи, воры, рэкет, проститутки всех возрастов и калибров крутят открыто вокруг нас! Когда мы пресечем этот беспредел? Для чего пришли сюда работать? Где наши результаты? В отчетах лишь перечень совершенных преступлений и ни одного раскрытого дела! — возмущался начальник горотдела на совещании. Он потребовал от подчиненных навести порядок в городе. — Иначе и я поверю, Что наши сотрудники потворствуют и прикрывают криминал, поощряют его! К такому выводу пришли уже многие руководители города! И я вынужден буду провести проверку, а потом и чистку кадров. Не приведись, если такое обвинение подтвердится. Я никого не пощажу! И не просто выброшу из горотдела, но сделаю все, чтобы такие сотрудники понесли самое суровое наказание, вплоть до уголовной ответственности!