Читать книгу - "Горячий сезон - Александр Александрович Тамоников"

* * *

Апартаменты Клавдии Ивановны оказались в старой части города. Это было здание с внутренним двориком, куда выходил добрый десяток дверей. За каждой такой дверью находилось отдельное помещение. Можно сказать, гостиничный номер.

— Видели? — спросил Рябов. — А вы говорите… Апартаменты по высшему разряду!

— Клавдия Ивановна, неужели все это богатство ваше? — удивленно спросила Марьяна.

— Да ведь оно как, — ответила старушка. — Мое, не мое… Если сказать правду, то ничье. Раньше-то здесь были сплошные развалины. Городская власть сулила их снести, да, видать, руки у нее не доходят, у власти-то. Ну когда-нибудь снесут, а пока зачем добру пропадать? Мы, значит, их, эти развалины, подремонтировали, привели в достойный вид, ну и пускаем в них горемык вроде вас. В гостиницы-то не протолкнешься, а здесь — пожалуйте. Оно, конечно, гостиничных удобств тут нет — так ведь не за удобствами народ едет к нам летом. А чтобы переночевать, а днем — на море, в горы и все такое прочее. А почему бы у нас и не переночевать? Койки имеются, какая-никакая мебелишка тоже. Во дворе душ и прочие удовольствия… И вам хорошо, и мне лишний рубль согреет душу. А вообще здание это историческое. Здесь когда-то останавливались всякие знаменитые люди. Да! Говорят, даже писатель Толстой!

— Неужто сам Толстой? — ахнул Терко.

— А то! — с достоинством подтвердила старуха. — Стала бы я напрасно обманывать!

Пока женщины приводили в соответствие ниспосланные ангелом-хранителем в лице старушки покои, мужчины устроили совещание.

— Итак, — сказал Богданов, — первичные сведения нами собраны. Мы знаем, где живет фотограф и на какой машине разъезжает неизвестный мужчина, с которым он встречался сразу же после фотосъемок. Для начала неплохо.

— Конечно, если мы идем по верному следу, — заметил Рябов. — А то ведь мы можем и ошибаться, не так ли? Принимаем желаемое за действительное. Ну шнырял среди толпы парень с иноземным фотоаппаратом, ну вел себя нервно, ну встретился потом с каким-то мужиком, о чем-то с ним поговорил и сразу же отправился домой. Если разобраться, ничего особого во всем этом и нет. Ничего преступного. Так, знаете ли, можно заподозрить любого. Даже нашу милую домохозяйку Клавдию Ивановну. Разве не так?

Слова, сказанные Рябовым, были резонными. Они, можно сказать, были железобетонно-логичными. То же самое могли сказать и Богданов, и Дубко, и Терко. Но было здесь и нечто такое, что не укладывалось в железобетонную логику доводов, выданных Рябовым. И это нечто не давало покоя ни Богданову, ни Дубко, ни Терко, да и самому Рябову тоже.

— Вот скажите мне: на кой ляд этому фотографу понадобилось снимать секретный корабль, да еще и с близкого расстояния, то есть со всеми подробностями? — пустился в рассуждения Дубко. — Да еще и таким нервным способом? И почему этот фотограф сразу же после съемок помчался на встречу с тем мужиком? И ведь это была не приятельская встреча, а явно деловая, можно сказать, официальная, какие обычно бывают между начальником и работником. Уж тут-то мы со Степаном не ошибаемся, потому что наблюдали эту встречу со всевозможных ракурсов и расстояний. Степан, я прав?

— Прав, — поддакнул Степан. — От себя могу добавить, что этот фотограф боялся. Боялся все время: и когда фотографировал, и когда встречался с тем мужчиной… Он боялся того мужчины. Спрашивается — почему он его боялся? По каким таким причинам? Значит, были причины. И когда я за ним следил до самого его дома, он тоже вел себя так, как ведет себя человек, который боится. Даже когда отпирал дверь своей квартиры, тоже боялся. Он отпирал ее нервно, судорожно… Почему он всего боялся? Так, знаете ли, ведет себя тот, кто делает какое-то нехорошее дело. И при этом знает, что дело нехорошее.

— И это дает нам повод его подозревать в чем-то нехорошем, как выражается Степан, — сказал Богданов. — И, между прочим, это самое нехорошее вырисовывается вполне отчетливо. Логично вырисовывается…

— Корабль? — уточнил Дубко.

— Он, родимый, — кивнул Богданов. — Кораблик под белым парусом с веселыми матросами на борту… Какой-то нездоровый интерес был у этого фотографа к кораблику. У всех прочих зевак — нормальный, здоровый интерес, как и полагается зевакам, а у фотографа — специфический.

— Знать бы еще, чем именно он вызван, — вздохнул Рябов.

— Тут можно порассуждать логически, — сказал Богданов. — Предположить с большой долей вероятности. Если мы не ошибаемся и не идем по ложному следу…

— Думаю, мы не ошибаемся, — неожиданно прервал своего командира Терко. — Потому как есть еще такая штука, как интуиция. Не знаю, как вам, а мне она подсказывает очень интересные мысли…

— Да и мне тоже, — согласился Богданов. — Так вот, я продолжаю. Думаю, что все здесь действительно вертится вокруг корабля. Кто-то сильно им интересуется! И не для того чтобы прийти в восторг, а совсем с другой целью. Кто-то готовит кораблику теплую встречу. Или уже приготовил, поскольку корабль, как мы знаем, прибыл сегодня на базу. Ничего другого мне в голову не приходит.

— Да и мне тоже, — признался Дубко.

Терко и Рябов не сказали ничего, лишь согласно кивнули. Из чего следовало, что и они согласны с тем, что кто-то имеет к секретному кораблю особый интерес.

— Могу даже сказать, в чем заключается этот интерес и кто именно испытывает к кораблю нежные чувства, — сказал Дубко. — Так что же, сказать или догадаетесь сами?

— Догадаемся сами, — ответил Богданов. — Тут и ума-то большого не надо, чтобы догадаться.

— Ну и что же мы будем делать? — спросил Терко.

Вопрос был закономерным и резонным — действительно надо было что-то предпринимать. От собранных сведений и логических выводов просто так отмахнуться было невозможно. Да и неправильно было бы отмахиваться, несмотря даже на то, что четверо спецназовцев вместе с женами в данное время находились в отпуске, а значит, никто ни к чему их не обязывал. Все так, но спецназовец — он и в отпуске спецназовец. Он всегда спецназовец, во всех возможных и даже невозможных житейских ситуациях, и с этим ничего не поделаешь…

Но что же делать конкретно? Было понятно, что действовать официально Богданов с товарищами не могли — на это у них не было полномочий. К тому же с ними были жены. С этим приходилось считаться в первую очередь. В конце концов, не для того они в кои-то веки семьями отправились в отпуск, чтобы затеять здесь войну. Да еще вовлечь в эту войну и женщин. Совестно было перед женами: они так мечтали об этом отпуске! Это были выстраданные искренние мечтания, и потому испортить им отпуск было бы