Читать книгу - "Чужая игра - Виталий Гладкий"

— Товарищ полковник!..

Солдатик не закончил фразу и сник, будто его оглоушили мешочком с песком.

Мгновенно посерьезнев, Абросимов отодвинул несчастного Пестрягу в сторону и прошел внутрь коттеджа.

Повинуясь легкому тычку Ливенцова в спину, я последовал за полковником.

В доме были две комнаты, кухня и ванная. Когда мы вошли в переднюю, навстречу нам шагнул коренастый мужчина в белом халате.

Он был круглолиц, лысоват и чем-то явно недоволен. От него несло лекарствами, и я решил, что это врач.

— Ну как? — вместо приветствия, с тревогой спросил его Абросимов.

— Спит. Температура пока держится, но уже начал потеть. Дня три-четыре — и будет словно огурчик. Ему нужно малиновое варенье, мед…

— К вечеру будет все, что необходимо, — отчеканил полковник. — Пусть начхоз поднимет свою задницу. Скажешь, я приказал.

— И еще… — Врач, взглянув на меня, заколебался.

— Ну?

— Можно вас на пару слов?.. — Врач указал на дверь одной из комнат.

— Ох, эта медицина. Вечно у них секреты, — сдержанно улыбнулся полковник.

И они уединились.

Ливенцов беспокойно переминался с ноги на ногу у входа, а я жадно вдыхал воздух жилища. Пахло восхитительно: живицей от стен, сложенных из сосновых бревен, свежеиспеченным хлебом и чистым бельем, которое утюжат на гладильной доске.

Запахи были удивительно знакомы, но перед моим внутренним взором мелькало почему-то лишь пламя, судя по своду, горевшее в русской печи, а может, в камине или плите.

На душе было тревожно и муторно.

Я интуитивно почувствовал, что на меня надвигается нечто таинственное, неизвестное, а оттого будоражащее душу почище любой видимой опасности…

Наверное, врач сказал Абросимову нечто неприятное, потому что полковник заметно помрачнел и нахмурился.

— Вы свободны, — сказал полковник врачу. — Ливенцов, ты тоже выйди. А нам сюда. — Он отворил вторую дверь.

За ней оказалась квадратная гостиная, меблированная по-казенному просто и недорого.

Теперь она превратилась в лазарет: на диване лежал мальчик с мокрым полотенцем на голове, возле него, на обычной солдатской тумбочке, стояли различные пузырьки с лекарствами и банки-склянки, а сидевшая рядом молодая женщина сосредоточенно разглядывала термометр.

— Здравствуйте… Ольга!

Полковник заслонил женщину своей спиной, и я видел только ее ноги и тонкую изящную руку, которой она поправляла подушку под головой мальчика.

— Как Андрейка? — спросил он заботливо.

— Спасибо, уже лучше, — коротко ответила она.

Я уловил в ее голосе какое-то странное напряжение.

— Все будет хорошо, все будет хорошо… — мягко сказал, будто промурлыкал, Абросимов. — А я к вам с гостем. Где вы там?

Он обернулся.

Я ступил вперед и посмотрел в глаза женщине. А затем перевел взгляд на Абросимова.

— Что все это значит? — спросил я внезапно севшим голосом.

И вдруг почувствовал, как в груди что-то больно повернулось, будто кто сдвинул замшелый камень, приросший к ребрам.

— Андрей?! — Женщина побледнела. — Ты… ты жив?!

— Кто… кто она? — спросил я у Абросимова.

Но ответить он не успел: коротко охнув, женщина потеряла сознание и медленно сползла с дивана на пол.

— Ливенцов! — заорал полковник, подхватывая бесчувственное тело. — Быстрее, черт тебя дери!

Ливенцов ворвался в гостиную с пистолетом в руках.

— Спрячь пугач! — рявкнул на него Абросимов. — Врача сюда. Поторопись!

— Врач уже ушел, но здесь Пестряга…

— Давай Пестрягу!

Солдатик нарисовался как ясное солнце в майский день — с плутоватой ухмылочкой на круглом лице и показной готовностью лечь костьми, если Абросимов этого пожелает.

— Ридикюль при тебе?

— Завсегда, товарищ полковник!

— Что там у тебя есть? Видишь, женщине плохо.

— Обморок, — деловито констатировал Пестряга, ковыряясь в сумке, похожей на невысокий сундучок с множеством отделений. — Счас у нее все будет так, как у баронессы на Ямайке… Нашел! Во!

Он ткнул едва не под самый нос полковнику квадратный флакон с прозрачной жидкостью.

— Эта штука даже начфина по утрам поднимает, а что говорить про эту малявку…

Он намочил жидкостью из флакона ватку и поднес ее к ноздрям женщины. В комнате резко запахло нашатырем.

Она дернула головой, пытаясь отодвинуться, и открыла глаза.

— Я же говорил! — торжествовал Пестряга. — Прочихается и будет словно новая копейка. У нас мужики потребляют нашатырь с водой для похмелки. Все как рукой снимает. Главное — знать дозу.

— Это где — у вас? — спросил, прищурившись, полковник.

Пестряга смешался, засуетился, сделал вид, что не услышал вопроса…

— Может, тебе нужно уши на губе^[1] прочистить? — ехидно осведомился Абросимов.

— Ну, в этом… на складах, — мрачно буркнул, не поднимая глаз, Пестряга. — Наши «куски»…

— Как?

— Извините, товарищ полковник, — прапора!^[2] А что? У них работенка не бей лежачего; ну, бываем… У всех бывает…

— С-сукины дети… — покачал головой Абросимов. — Ладно, выметайся отсюда. И будь поблизости.

— Слушаюсь!

Снова повеселевший Пестряга исчез со скоростью звука. За ним вышел и Ливенцов, смотревший на меня подозрительно и с явным предубеждением.

— Кто она? — снова спросил я полковника, с невольным страхом ожидая ответа.

— Что с ним?! — подала голос и женщина.

Встряхнув головой, она с помощью Абросимова поднялась с ковра и подошла ко мне.

— Живой… — тихо сказала она.

И вдруг беззвучно заплакала.

— Кгм… — прокашлялся полковник. — У него амнезия. Он ничего не помнит. Даже вас.

Абросимов смотрел на меня с участием:

— Карасев, это и есть мой сюрприз. Это твоя жена Ольга. А там лежит твой сын, тоже Андрей. Он немного приболел, простудился в дороге. Но дело уже идет на поправку.

— Ж… жена? — Язык перестал мне повиноваться и прилип к гортани. — О-ольга… Сын…

Я вдруг очутился в самом эпицентре горячего вихря, пытавшегося унести меня из этого коттеджа в заоблачные выси.