Читать книгу - "Караван дурмана - Сергей Донской"

В тридцать три года женщина знает о сексе значительно больше, чем ей того хочется, особенно если она привлекательна и общительна.

Уж кто-кто, а Наталья Чуркина не страдала отсутствием опыта подобного рода, так что удивить ее чем-либо было трудно. Принимая жизнь такой, какой она является на самом деле, она не стала делать трагедию из того, что Игорь Корольков не принадлежит к числу мужчин, которых принято называть неутомимыми любовниками. Когда он разыскал ее и остался ночевать впервые, она была слишком счастлива, чтобы придавать значение таким мелочам, как скомканные половые акты, прерывающиеся на самом интересном месте. Ее бывший одноклассник был щедр, богат, почти равнодушен к спиртному и, главное, холост. Ничего, что его некогда румяные щечки свесились на манер бульдожьих. Плевать, что волосы поредели и стали похожими на свалявшуюся паутину. Это был тот самый Игорек, который после выпускного вечера первым расстегнул на Наталье лифчик и признался ей в вечной любви. Разве такое забывается? Кто думает так, тот плохо знает женскую натуру.

Десять лет брака с горьким пьяницей не убили в Наталье стремление любить и быть любимой. Наоборот, осознание того факта, что выписанный из квартиры муж валяется где-нибудь под забором в то время, как она резвится с любовником на брачном ложе, кружило ей голову, заставляя сердце биться сильнее. Наташины глаза сияли от счастья, с ее уст срывались нежные слова, грудь вздымалась, тело трепетало, отзываясь на скупые ласки Королькова. Подобное состояние способны описать лишь авторы сентиментальных романов, которые сами постоянно сияют и трепещут. Они же хорошо знают, какой мучительной бывает разлука влюбленных. И какая это радость – каждая новая встреча.

Корольков возвратился в Курганск через каких-то полторы недели после отъезда и, пряча глаза, признался Наталье, что не мыслит без нее своего дальнейшего существования. Его левая щека при этом нервно подергивалась. Нынче он бродил по чуркинской квартире в одних носках, проверяя, насколько плотно задернуты шторы на окнах, и глухо бубнил:

– О том, что я у тебя, не должна знать ни одна живая душа, слышишь?

– Ты уже сотый раз это повторяешь, – напомнила Наталья. Она только что возвратилась из ванной, где завершила одно небольшое дельце, не доведенное любовником до конца, и теперь испытывала приятную расслабленность.

– Повторение – мать учения, – сказал Корольков, принимая позу аиста, чтобы хорошенько почесать одну ногу об другую.

– А почему такая секретность? – спросила Наталья. «Смотря что повторять и как», – подумала она при этом, но высказывать мысли вслух не стала. Взрослая женщина в состоянии решать свои проблемы самостоятельно. Все, кроме финансовых.

Корольков поднял вторую ногу, почесал ее тоже и загадочно произнес:

– На то есть причины.

– Может, ты иностранный шпион?

– Агент национальной безопасности. – Щека Королькова дернулась. – Нужно только не бриться пару недель, и все – готов к выполнению любых заданий.

– А если без шуток? – спросила Наталья, укладываясь на кровать в классическую позу рембрандтовской Данаи. Живот у нее пока что раздался не настолько, чтобы его прятать, а грудь была именно такой, какую не стыдно выставлять напоказ. У нее были глаза сытой кошки, наблюдающей за прохаживающимся поблизости голубем. Кончики ушей, проглядывающие сквозь каштановые волосы, малиново светились.

Корольков вперил взгляд в ее пупок и спросил:

– Ты действительно хочешь знать правду?

– Конечно. Ты ведь мне не чужой.

Наталья погладила себя по животу.

– Ты мне тоже, – сказал Корольков, отводя глаза в сторону. – Между близкими людьми не должно быть никаких недоговоренностей, никаких тайн. – Придерживая непослушную щеку рукой, он криво усмехнулся.

– У тебя есть тайны? – оживилась Наталья.

– Не от тебя. Если, конечно, у нас все серьезно.

– Серьезно. – Это было произнесено без запинки. – Очень.

– Все радости и горести пополам, так?

– А как же иначе? – удивилась Наталья. В ее непринужденной позе появилась некоторая скованность.

Корольков вновь затеял хождение вокруг стола, отрывисто говоря:

– Я очень богатый человек, Наташенька, но вынужден скрывать это. Ты сама знаешь, какой бардак творится в стране. Стоит кому-нибудь совершить удачную сделку, как вокруг начинают увиваться налоговики, обэповцы, бандиты.

– Как стервятники, – подсказала Наталья сочувственным тоном.

– Хуже. Настоящие гиены без страха и упрека. И все они хотят урвать свой кусок, все они жаждут моей кровушки.

– Может быть, ты преувеличиваешь?

– Ха-ха-ха! – воскликнул Корольков утробным голосом актера, изображающего демона на сцене провинциального театра. – Посмотри любую сводку криминальной хроники. Того предпринимателя взорвали, этого застрелили…

– Да, – встрепенулась Наталья. – Недавно показывали передачу про одного московского бизнесмена, который влез в долги и попытался скрыться. Так его подстерегли в подъезде дома, где он прятался у сожительницы, и расстреляли из автомата. Прямо возле двери, представляешь? Дверь – в щепки, на полу лужа крови. Бедная женщина…

– Так это была женщина? – Корольков застыл посреди комнаты, едва не задевая макушкой люстру. – А фамилию ты случайно не помнишь?

– Чью фамилию?

– Предпринимательницы, которую ухлопали в подъезде.

– При чем тут предпринимательница? – удивилась Наталья. – Это мужчина был, солидный, довольно упитанный. Кровищи из него натекло, ужас!

– О какой же бедной женщине ты говорила?

– О его сожительнице. Можно только догадываться, что она пережила. Сидишь себе дома, ни о чем таком не думаешь, и вдруг – тра-та-та-та! – выпалила Наталья, после чего покачала головой: – С ума сойти можно.

Вздрогнувший Корольков забегал по комнате, хотя в одних носках смотрелся не таким уж завзятым спортсменом. Глаза у него были совершенно пустые и незрячие, как нарисованные. Наблюдать за ним было не слишком приятно. Наталья села на кровати, сделавшись похожей на огромную бледную лягушку, встревоженную близкой опасностью. Ощущая тревожный холодок, ползущий вдоль позвоночника, она напряженно поинтересовалась:

– Послушай, Игорек, а ты сам не…

– Нет! – выкрикнул он, едва не выпрыгнув из своих носков. – Я никому ничего не должен! Никто не может мне предъявить даже такой малости!

Он продемонстрировал Наталье кончик мизинца, а она машинально перевела взгляд ниже, где имелось кое-что посущественнее пальца. Не намного, но все-таки…