Читать книгу - "402 метра - Константин Костин"

— Фу, Михо, — скривился я, принюхавшись.

К сожалению, это был не Шпалерадзе — плавились пластиковые решетки воздуховодов отопителя. Не мудрено — жара в салоне стояла нестерпимая. С моего лба тек пот, а мокрая футболка приклеилась к спине.

До финиша уже рукой подать. Дрэгстер шел на пределе метрах в тридцати позади моей малышки. Из-под его капота валил густой пар — видимо, полет для казаха не прошел бесследно.

У меня же оставался козырной туз в рукаве — шестая передача. До крови закусив губу, я рванул рычаг коробки на себя. Машина нырнула в последний раз и спидометр начал отсчитывать последние деления. Последний рывок. Черное "зубило" отстало еще метров на пятнадцать, попав в воздушный барьер позади моей 2110.

Мимо ментовского "Фокуса", припаркованного на остановке, я пролетел со скоростью под три сотни. Это предел. Даже учитывая погрешность спидометра в семь процентов, скорость нешуточная. Гайец даже не успел понять фару, потонув в потоке брызг. Вжавшись в кресло, я боялся повернуть руль хоть на сотую долю миллиметра. Водная пыль за кормой завихлялась в турбулентный поток. Поле зрения сузилось до предела. Существовал только руль, капот, и узкая полоса дороги.

Впереди показался желтый Peugeot 307 с мигалкой на крыше. Это финиш. Перенеся ногу на педаль тормоза, я осторожно притопил ее на миллиметр. Эффект был как от раскрывшегося парашюта — меня бросило на руль, от встречи лба с кнопкой клаксона удержал лишь натянувшийся, как струна, трещащий ремень безопасности.

Нажимая и почти сразу отпуская педаль, я снизил скорость до ста двадцати. После предыдущего буйства казалось, машина идет пешком. В висках бешено пульсировала кровь. Мир приобрел небывало яркие краски. Метров через сорок автомобиль замер. Двигатель, после трех минут бешеного рева, работал непривычно тихо, словно шептал. Пощелкивая, остывали диски тормозов. Сообщения о неполадках на дисплее бортового компьютера сменялись одно за другим.

Еле справившись непослушными пальцами с защелкой ремня, я на ватных ногах вышел из машины, окунувшись в поток ледяной воды. Три сотни километров в час! С ума сойти можно. Нащупав в кармане пачку сигарет, я дрожащими пальцами вытянул соломинку и зажал ее зубами. Зажигалка упорно не хотела зажигаться под дождем, да и толку от нее было немного — сигарета промокла насквозь.

Мигая маячком и аварийками, 307 подкатил к болиду. Дрэгстер остановился в нескольких метрах от меня, но казах покидать свое ведро не торопился. С третьей, или пятой, а, может сотой попытки, догадавшись прикрыть сигарету от дождя рукой, мне удалось прикурить. На пересохших губах появился вишневый привкус.

— Твою мать! — подбежал Пчелкин. — Твою мать! Твою мать! Ты видел это…тьфу, конечно, видел… твою мать… Сашка, ты сделал его! Ты его сделал!

— Это было что-то, — произнес я, присаживаясь на порог свого тигра.

Ноги вконец отказались слушаться меня. Если еще полминуты назад все чувства вытеснял кипящий в крови коктейль адреналина и азарта, то теперь пришло то, чему не было места — страх. Только теперь я понял, как мне повезло, и стало по-настоящему страшно. Да, скорость, безумная скорость, бешеная скорость, скорость не только автомобиля, но и скорость мысли, скорость тела, осталась позади. Те огромные пустоты, оставленные ею, занял страх.

Казах покинул свой болид и подошел к нам. По его подбородку стекала кровь, тотчас перемешиваясь с каплями проливного дождя.

— Об руль, — ответил он на немой вопрос, демонстрируя дырку между передними зубами. — Приземлился неудачно.

— Дуракам везет, — буркнула Алла, имея в виду меня.

— Теперь-то все честно? — осведомился Саша, взяв на себя роль моего адвоката.

— Честно, — кивнул соперник, доставая бумажник. — Теперь — все честно.

Он отсчитал восемь сотенных купюр и протянул их тезке. Конечно, эти деньги не стоили трех минут хождения по краю. Да и не в деньгах было дело. Я в очередной раз дал поймать себя на слабо, кинувшись доказывать, что мой мамонт — самый волосатый мамонт в мире. Глупо. Тупо.

Казах прыгнул в свою инвалидку, и, пробуксовав всеми четырьмя колесами, укатил. Скатертью дорожка.

— Ну, Сашок, — обнял меня за плечи Пчелкин. — Отпразднуем?

— Что-то неохота, — ответил я, рассматривая потухший бычок. — Совсем неохота. Саш, сделай доброе дело.

— Всегда! — улыбнулся тезка. — Какое?

— Отвези меня домой. Только не лихач.

Сам я чувствовал, что даже не тронусь с места. Скорость вообще и автомобили в частности вызывали стойкое отвращение. Но это не надолго. Максимум — до утра.