Читать книгу - "Гавань красных фонарей - Сергей Зверев"

Выступление заместителя министра иностранных дел Голицын помнил плохо. Он на автомате смотрел за залом, который поменялся по своему составу. Теперь вместо медиков лауреата слушали студенты какого-то другого факультета. У старшего лейтенанта не выходила из головы фотография, где на цинковом столе лежало тело парнишки, которого он видел всего две недели назад.

К вечеру, находясь в расположении военной базы, где они были расквартированы, Голицын отозвал в сторону Татаринова. Командир выслушал своего подчиненного, переспросил после паузы, но Голицын уверял, что он не мог перепутать, обладателей двух таких одинаковых татуировок вряд ли можно сыскать по всей Европе.

— Хорошо, — согласился Татаринов. — Если есть такой факт, то мы, наверное, должны сообщить об этом местной полиции.

— А что же стало с теми двумя русскими мальчиками? — спросил Голицын, глядя на Татаринова.

Как не хотелось Кэпу послать все к чертям, он согласился сделать повторный заход в полицейский участок.

Спустя час российский офицер сидел напротив голландского следователя.

Они снова курили, и снова без особого рвения Галинкаф слушал свидетеля, делая вид, что записывает показания.

— Это слишком серьезное обвинение. Доктор Пинту является персональным гостем королевы Софи. Мы не можем просто так вот взять и арестовать заслуженного человека, и уж тем более допрашивать его без наличия каких-либо доказательств. А то, что видел ваш подчиненный… могло и показаться, да мало ли делают таких татуировок.

— Так чего проще: запросите слайды у доктора, — сказал Татаринов.

Следователь сделал последнюю затяжку и, откинувшись в кресле, посмотрел на офицера с какой-то мольбой в глазах: мол, ну что вам, русским, здесь нужно? Одурели от службы?

Тем временем Татаринов стал выпытывать у следователя про судьбу двух русских мальчиков, которых они также освободили.

— Их пока направили в специальное учреждение, — успокоил Галинкаф. — Как только будут установлены личности родителей, мальчиков вернут в семьи.

— Но уже прошло две недели! — напомнил Татаринов.

— Так я вам и говорю, что с ними все в порядке. Наши службы ими занимаются.

— А можно узнать, где они находятся сейчас?

Галинкаф покачал головой и сделал пометку в блокноте.

— Персонально для вас, господин Татаринов, я сообщу всю имеющуюся у нас информацию завтра до двенадцати дня. Сможете подождать?

— Смогу, — с легкостью согласился Татаринов, припоминая, что в час дня у них уже самолет, который должен их доставить на родную базу, и все их приключения в Голландии, судя по всему, закончатся.

Но для себя Татаринов составил одно очень четкое мнение: он не оставит в покое Галинкафа до тех пор, пока не выяснит судьбу этих детей, так как он был склонен доверять Голицыну больше, чем всей этой конторе. Он сам видел татуировки и был согласен со старшим лейтенантом, что парнишка не был похож на человека, которому нужна была пересадка печени.

Когда Татаринов вернулся в расположение военного городка, то узнал от старшего мичмана Диденко, что соседи по этажу — турки — уже съехали, в связи с чем был задан вопрос об их перемещении на просторы необъятной Родины.

— Завтра в час, — сухо ответил Татаринов и, вытащив из кубрика Голицына, пошел с ним снова общаться тет-а-тет.

— Что-то юлит Галинкаф, — согласился со старшим лейтенантом Татаринов. — Ни так, ни эдак не хочет посвящать меня в их местные дела. По роже вижу, что он что-то знает, но говорить нам не хочет. Ладно. Давно турки съехали?

— Да всего часа полтора прошло.

— Ага, — согласился Татаринов и снова вернулся к теме: — Старлей, ты уверен в том, что видел?

— Вероятность, что я ошибся, крайне мала.

— Ладно-ладно, завтра посмотрим, — согласился Кэп и велел отправляться на ужин.

Дальше предполагался сбор вещей и упаковывание оборудования, чтобы завтра с утра они уже были передислоцированы на военный аэродром…

Военная база, где была расквартирована группа Татаринова, находилась за городом, недалеко от побережья. Воздух здесь был свежим, а место тихим, и казалось, что не нужна здесь ни высокая ограда, ни колючая проволока, все равно в это не слишком людное место вряд ли кто-то будет лезть, да и зачем?

Татаринов, сидя в кубрике вместе с половиной своей группы — вторая половина была за стенкой, — слушал, как старший мичман Диденко травит байки про более счастливую жизнь, которой он жил десять лет назад.

Русские склонны к тому, чтобы вспоминать прошлое хорошими словами и критиковать настоящее, не пытаясь даже представить, что же там будет дальше. Национальная черта, подмеченная еще классиками, расцвела в устах Диденко новым цветом.

— Вот помню, как несколько лет назад я первый раз оказался в Германии. Так что я вам доложу, дорогие господа-товарищи, — покрякивая, сообщил Диденко, ворочаясь на своей койке, — когда приехал, так я был поражен. Как у них там все чисто, какие они все богатые! А что я могу сказать про сегодняшний день? Приехал — да, такие же чистые и богатые, но только какие-то все извращенные донельзя. Вспомните ту улицу, по которой мы ночью ходили. Так это же немыслимо, как люди могут с ума сходить! Разве это нормально?

— Голландия — не Германия, — ответил Малыш.

— Много ты понимаешь, — не согласился Диденко.

— Да-да-да, — поддержал Татаринов Малыша. — Может, ты и в Германии не все видел?! Чего говорить, все равно люди на нас не похожие.

— Почему не похожие? — спорил старший мичман. — Руки, ноги, голова — все одно и то же.

— А вот то, что в голове, в том отличия, — пробасил со своей кровати Малыш.

— Может, и у нас жизнь лучше стала, поэтому и не обращаем уже такого внимания на все их машины да дома, — предположил Голицын.

— Я не об этом, — обиделся на него Диденко. — Ненормальных сколько, ты посмотри. Они хуже, чем обезьяны.

— Ну да, когда европейцы к нам приезжают, они, наверное, от наших алкашей шарахаются точно так же, как мы от их проявлений абсолютной свободы…

Дискуссия о Европе и России затянулась за полночь. Народ абсолютно на трезвую голову философствовал с применением острых аргументов. Татаринов больше не вмешивался… Когда в беседе наступила пауза и стороны начали искать компромиссы, из-за стены послышалось какое-то рычание. Народ примолк и прислушался.

— Храпит кто-то, — наконец сообщил Малыш.

— Иди глянь, — посоветовал ему Татаринов.

Здоровяк вышел в коридор и прошел в соседний кубрик, где можно было сфотографировать следующую картину: Док храпел с тигриным рычанием, а Бертолет с Марконей сидели на своих кроватях, заткнув уши и с ненавистью глядя на спящего… Храп был какой-то действительно чудовищный. Неудивительно, что они расслышали его через толстую стену между комнатами.