Читать книгу - "Детектив и политика 1991 №6(16) - Ладислав Фукс"

И лучшие умы России рвали на себя спасательные концы демократии, вытаскивая из-под красного льда тоталитарного мышления непомерно раздутые тела КГБ, армии и обывателя. И не надо быть Боннэр или Солженицыным, чтобы понять, что могло произойти, если бы их работа не увенчалась успехом, если бы у КГБ, армии и обывателя не нашлось сил кинуться им навстречу телами и душами.

Сентябрь 1991

Владимир Корнилов

ВЕТХИЕ МЕХИ

(Размышления после путча)

Сегодня, в середине сентября, многие газеты, радио- и телестанции склонны считать провалившийся переворот чем-то вроде детектива. Разумеется, в этом есть немалая манкость, но обидно думать, что нас всех в который раз обманули, что мы были в августовские дни всего лишь статистами, а три дня путча — хитроумно задуманным фарсом.

В самом деле, в неудавшемся, слава Богу, перевороте немало загадочного. Я даже не уверен, что предстоящий суд приоткроет нам его подоплеку. И все равно я не верю, что в августе мы были лишь марионетками. Не верю хотя бы потому, что жизнь не поддается прогнозированию — она куда богаче, а главное, куда неожиданней самого блестящего сценария. (К тому же непохоже, чтобы кто-нибудь из высших руководителей способен был написать хотя бы сносный сценарий.)

И еще мне обидно разочаровываться в этих трех днях, которые по отчаянию, надежде, напряженности, печали и радости стоят даже не трех лет, а десятилетий. Нет, все в них было, как мы говорили в детстве, не понарошку, а взаправду, и если им трудно найти аналогии в нашей истории, так ведь на самом деле в истории аналогий не бывает. Тем паче сегодня, в конце века, когда нас на земле уже больше пяти миллиардов и когда время разогнано. как в атомном ускорителе. Короче, каждая эпоха неповторима, а нынешняя — тем более!

О путче можно размышлять без конца, и это, пожалуй, занятие не из худших, но все-таки куда интересней глядеть вперед, нежели оборачиваться. Тем паче, что минувшее, как правило, ничему не учит.

Поэтому оставим детектив и перейдем к политике.

Все средства массовой информации обвиняли президента: мол, он не заметил, что возвратился из форосского "заточения" в другую страну. Да, Россия в самом деле стала другой, но какой другой, — вряд ли возможно ответить. И еще труднее предугадать, куда она повернет.

Я говорю не об экономике, в которой ничего не смыслю. И не о форме правления, в которой понимаю не многим больше. Я думаю об идеологической пустоте, которая образовалась после того, как "улетучился" марксизм-ленинизм. Свято место пусто не бывает, и, боюсь, скоро эту емкость что-то заполнит. Но что?

Тридцать с чем-нибудь лет назад на площади Маяковского двух американцев-славистов окружила толпа молодежи и людей постарше (среди них был и я) и примерно с 10 вечера до 6 утра наперебой расспрашивали, какая в Америке жизнь. Один парнишка сказал: вот мы строим коммунизм, а что строите вы? Американцы в ответ бессвязно бормотали. Видимо, им до этого дня никогда не задавали подобного вопроса.

А мне тотчас вспомнилась книжка В.Шульгина "20-й год", которую автор заканчивал словами, что в России "красная" идея выполнит миссию "белой" идеи, и я подумал, что миссии и идеи существуют в неблагополучных странах, а благополучные страны живут не идеями, а просто своей жизнью, как счастливые люди.

И сегодня нам по-прежнему до нормальной жизни еще идти и идти. Так что, освободившись от ленинизма, мы, боюсь, немедленно заразимся другой, тоже непременно тотальной идеей.

Я это почувствовал уже на похоронах трех ребят, погибших на Садовом кольце. Зачем, спрашивается, было хоронить по церковному обряду людей неверующих, во всяком случае некрещеных? Они хотя и были молоды, но в жизни уже достаточно повидали (все трое служили в армии, один — даже в Афганистане), и, если бы испытывали потребность в религии, что им могло помешать обратиться к церкви? Но, как видим, церковь им была не нужна, зачем же они потребовались ей после смерти? Думаю, по той же причине, по какой патриарх потребовал себе кремлевские храмы (которые, кстати, никогда патриархии не принадлежали). Как тут не вспомнить пушкинскую сказку о Балде?

Ясно, что опустевшее место тоталитарной идеологии торопится занять православная церковь. Но хорошо ли это? Прежде всего в России живут не одни православные, есть немало людей, приверженных другой вере. Но даже среди русских — не все православные — есть и старообрядцы, и баптисты, и беспоповцы, и адвентисты. Наконец, очень много людей неверующих или верующих не церковно. Когда я вижу на телевизионном экране, как молодых офицеров в обязательном порядке благословляет священник, мне становится не по себе. Сначала скопом загоняли в пионеры, в комсомольцы, в колхозники, теперь тем же макаром гонят в церковь. А ведь насилие всегда насилие, чем бы оно ни прикрывалось.

Да и к чему торопиться? Сейчас открылись воскресные школы. Пройдет десять — пятнадцать лет, дети подрастут и, возможно, большая часть русского населения станет сознательно и естественно православной. Но нет, даешь православизацию всей страны в четыре года, а еще лучше в четыре месяца!

Но ведь это уже было. Девять столетий православие оставалось главной религией державы, но почему-то не уберегло Россию ни от мятежей, ни от бунтов, ни от революций, ни от тоталитаризма. Можно говорить, что виноват был Никон (зачем ослабил церковь расколом?!). Можно приводить другие причины. Но ведь факт остается фактом: к XX веку влияние церкви вовсе ослабело. (Попробовали бы, например, в Литве или в Польше коммунисты разрушать храмы! Ничего бы у них, кроме гражданской войны, не вышло. А в России вышло. Почему?)

Так что нет у меня особой уверенности, что православие сегодня спасет страну. Я не верю в религиозное возрождение просто потому, что дважды нельзя войти в одну и ту же воду. Это, по-моему, должно быть ясно каждому человеку, который задумывается над историей любой страны. Дай мне Бог ошибиться, потому что с верой жить легче, чем без веры, но ведь вера, как мы уже видели, не спасала от мятежей и казней. Пугачев с Разиным тоже верили в Бога. (Зря, между прочим, публицист Костиков обвиняет большевиков в воспевании этих злодеев. Достаточно вспомнить "Капитанскую дочку" или пушкинские же "Песни о Стеньке Разине", чтобы понять, что воспевали этих мятежников еще задолго до большевиков!) Так вот, Пугачев с Разиным были православными, и народ их встречал с попами и хлебом-солью.

Повторяю, я рад бы