Читать книгу - "Мудрец. Сталкер. Разведчик - Михаил Успенский"

Умилительное зрелище, если глянуть со стороны: утонул в сугробах хорошенький домик, яркий свет льётся из фонаря, установленного на крыше рядом с расчехлённым «эрликоном», свет манит усталого и замёрзшего путника туда, где приготовлены для него и добрая чарка, и лучший кусок, и протопленная банька, и чистая постель. Ласково потрескивают дрова в камине – завозные дрова, здешними топить нельзя, рентгенов много. Но – в такой вечер можно себе позволить…

Словно и не затаилась под снегами чужая враждебная жизнь, словно и не было её никогда, словно почудилась она путнику в кошмарном сне на привале…

– Ахтунг, ахтунг! – сказал из динамика Колчак. Ему полагалось блюсти бар весь мёртвый сезон. – Майор и… точно, шахид! Вон как замёрз, бедолага! Впустить?

– В такую погоду, – сказал месье Арчибальд, – и в такой день – это долг каждого доброго христианина. Майору же лучше вообще не препятствовать…

– Будем считать, что у шахидов тоже бывают актированные дни, – сказал Матадор. – Только пусть снимет пояс. Он на такие морозы не рассчитан, мало ли что…

– Ага, – сказал Колчак. – Вы будете там сидеть спокойненько, а пояс у меня отогреется и рванёт… Дай-ка я сам сниму, нерусь теплолюбивая, а то у тебя руки как палки…

На шахиде было дорогое длинное кашемировое пальто, на голове – несерьёзная кепка с наушниками, хорошо хоть обуться он догадался в «луноходы». Майора же защищали от холода необъятная камуфляжная куртка миссии «Deep Impact», пушистая шапка, ватные штаны и унты.

– Водки ему, – скомандовал Майор. – Аллах простит. Или не заметит.

Синильга принесла горилку, и Майор самолично залил её в глотку мученика веры, несмотря на его сопротивление. Сопротивление, впрочем, было пассивное, так как руки и ноги не слушались беднягу, он только пытался выплюнуть обжигающую влагу и крутил головой.

– Где ты его взял? – сказал Матадор.

– По дороге нашёл, – сказал Майор. – Смотрю. Идёт. То есть он думает. Что идёт. Внутри сугроба. Его на блокпосту. Пропустили для смеха. Шутники. Оставь мне. Присосался!

– Билого не бачив? – сказал Мыло.

– Ну. Ты спросил, – сказал Майор. – Кто же Белого. Увидит на белом.

Он усадил шахида в кресло у стены, а сам принялся раздеваться, приговаривая:

– Унты. Два раза хороши бывают. Когда обуваешь. И когда снимаешь.

Шахид угрелся и вдруг начал горячо говорить.

Месье Арчибальд послушал и сказал:

– Он алжирец. Зовут Кемаль. Ох ты, он ещё и бакалавр!

– Так и объясни бакалавру, что сегодня канун Рождества пророка Исы, – сказал Матадор. – И что положено его отмечать в кругу родных и друзей, а не на задании…

Бармен объяснил, а бакалавр Кемаль только кивал головой.

– Синильга, – сказал бармен. – Поищи на кухне консервы с арабскими буквами. А то вдруг ему других блюд не полагается…

– А Синильга-то почему осталась? – спросил Печкин, сразу утратив всякий интерес к шахиду.

– Из-за Белого, – сказал Матадор. – Не из-за Киндера же.

– Я же сто раз говорил, – возмутился Киндер. – Ничего не было! Я что – не понимаю разве?

– Не было, – сказал Матадор. – Потому что я ситуацию держу под контролем.

Официантка подошла к столу, словно догадавшись, что говорят о ней.

– На зимовку устроилась? – сказал Матадор. – За двойной оклад?

– А кто Белого кормить будет? – вызывающе сказала она. – Кто обстирает? Он же как ребёнок…

– Ты книжку мою прочитала про Настасью Филипповну? – строго, как учитель, сказал Матадор. – Тогда бы всё про него поняла…

– Больно толстая книжка, – сказала Синильга. – И всё про неправду грузит. А меня не надо грузить. Я бы деньги в печку не кинула. Сто тысяч рублей – тоже сумма.

– Тогда рубли были намного дороже, – сказал Матадор.

– Тем более, – сказала Синильга и ушла.

Со стуком выпали из рук сомлевшего смертника банка с дозволенной Кораном пищей и ложка.

– Кохання, – сказал Мыло. – Це тоби не смишки…

– Никак не пойму их отношений, – сказал Печкин. – Чайльд Гарольд и девушка из таверны. «Мне было довольно того, что твой плащ висел на гвозде».

– Правильно подметил, – сказал Матадор. – Шарахается Белый от неё. Ему Гюрзы хватило…

– Первый раз слышу, – сказал Печкин.

– До Синильги тут работала, – сказал Матадор. – Ещё все смеялись – кормят нас Гюрза та Кобра, це дуже нэдобро…

– И она ему изменила, – догадался Печкин.

– Хуже, – сказал Матадор. – Она у него кредитку забрала и с голландцем из «зет-форс» слиняла. Пока Белый болел. Он в тот раз много рентген схватил. Это я к тому, что он якобы неуязвимый. Всё равно беречься надо! Вот тогда он и разуверился в женщинах. Я же говорю – ребёнок…

– Ну, я в романе любовную линию почётче проведу, – сказал Печкин. – Читатель не поймёт, если герой кому-нибудь не впиндюрит… Хоть и не заточен русский язык под крутую эротику! Тут и Бунин не справился!

– Значит, про Белого будет твоя книжка? – сказал Киндер с некоторой завистью.

– Значит, про Белого, – сказал Печкин. – Только я, к сожалению, слишком мало его знаю. Буду рассказывать только о том, что видел сам и услышал от людей. А его внутреннего мира даже не рискну касаться. Я Топтыгина-то расколоть не могу! Его и подпоить невозможно! Личарда верный!

– Обязательно напиши, – с какой-то тоской сказал Матадор. – Может, хоть что-то от нас останется…

– Это в каком смысле? – сказал Киндер.

– А в таком, что всё-таки будет в Зоне конец всему, – сказал Матадор. – Вирус какой-нибудь образуется… Тут нас и прихлопнут ядерным зарядом, чтобы не разошлась зараза по всей планете.