Читать книгу - "Сердце Льва - 2 - Феликс Разумовский"

Андрон не спал в эту ночь — курил, нарезал круги по кабинету, пил прославленный армянский коньяк. Только вкусом тот коньяк напоминал ему томатный сок, привезенный много лет назад Кларой на трехдневную свиданку в зоне. К утру Андрон был желт как лимон, однако же спокоен и полон решимости.

— Поехали, — сказал он Аркадию Павловичу, явившемуся точно в семь тридцать, залез в его тойоту лендкрузер, привычно утонул в анатомических объятьях сиденья. — Давай, к «Джульбарсу». В темпе вальса.

— Да хоть летки-еньки, — Аркадий Павлович кивнул, важно, а ля Шварценеггер, закурил сигару и сделал одновременно три вещи: вдарил по газам, врубил музон и криво усмехнулся. — Сделаем.

Джип, послушный ему, резво взял старт, мощно покатился по питерскому бездорожью. Веско и не по-нашему шуршали колеса, жались к поребрику «лады» и «москвичи», песня была волнительной и немного шепелявой:

Ах, какие нелепые роли

Нам продал режиссер суеты…

Долетели быстро, как на крыльях, вылезли из джипа, подошли к воротам, запертым изнутри. Только ломиться в них не пришлось, их уже ждали — по двору прогуливался парень в камуфляже.

— Вы от Тимофея Корнеевича, от Метельского? — заспанно спросил он, глянул на часы и радостно оскалился. — Все точно, восемь ноль-ноль. — Выщелкнул окурок, коротко зевнул и начал отворять ворота. — Заходите.

В его безразличных, по-рыбьи снулых глазах светилось единственное желание — свинтить отсюда. И побыстрее.

Андрон и Зызо вошли, присвистнули на разруху вокруг, а парень, торопясь, вытащил ключи и принялся давать пояснения:

— Этот вот от входной. Этот от зала. Этот от второго этажа. Этот… А хрен его знает, откуда этот. — Потом буркнул быстро: — Ну вроде все. — Прыгнул в фиолетовую «пятерку» и стремглав, под рычание мотора, шмелем полетел со двора.

Андрон с Аркадием Павловичем остались одни — в облаке бензинового угара, среди хаоса и запустения, у настежь распахнутых ворот. Ветер как ни в чем не бывало гонял бумажки по асфальту, солнце отражалось в немытых, зеркально тонированных окнах. Начинался новый день.

— Аркаша, ворота закрой, — Андрон зачем-то закурил, сразу бросил сигарету, просительно посмотрел на Зызо. — И подожди меня. Тут. Я быстро.

— Как скажешь, шеф, — тот, и не подумав обижаться, кивнул, медленно развернулся и с ухмылочкой пошел к воротам. Умные — не гордые. Если надо, можно и на воротах постоять. А Андрон вздохнул, поднялся на крыльцо и открыл входную дверь. Не ту дубовую, из прежней жизни, — финскую, модерновую, до омерзения чужую. Не скрипящую приветственно и знакомо…

В зале царило запустение — мусор на полу, перевернутая мебель, вдребезги разбитая, видимо, при падении, тумба телевизора. Какие-то коробки, тряпье, компьютерные дискеты, разбросанные по столам. В углу чернела в глинянон саркофаге мумия скорчившейся монстеры. Воздух был затхл, отдавал плесенью и пылью, из камина, выложенного финской плиткой, тянуло холодом и могильной сыростью. Чувство было такое, что время здесь остановилось и загнило.

«Ну и бардак, — Андрон, поморщившись, гадливо сплюнул, пнул „сухим листом“ жестянку из-под кофе и, бросившись на лестницу, ведущую наверх, заскользил подошвами по мраморным ступеням. — Вот мудак-то, фонарик не взял».

Скоро он уже был у входа на чердак, автоматически пошарил по стене и вдруг нащупал выключатель на привычном месте — но не тот, прежний, черный, щелкающий оглушительно и резко, — нет, опять-таки другой, клавишей, под слоновую кость. Вспыхнул, как это ни странно, свет, разом выцепил из темноты колченогий стул, порванную бумагу, сор, перевернутый, поставленный напопа шкаф. «Да, Гринберг уходил трудно», — Андрон оскалился, успокаивая дыхание, вытер рукавом пот и чтобы больше не заморачиваться с ключами, пнул что есть сил дверь на чердак. По всей науке, с криком, высоко выводя колено. Не прежнюю дубовую — модерновую. Сплюнул, подождал, пока осядет пыль и шагнул в какое-то нагромождение стеллажей, старой мебели, ржавых радиаторов и бухгалтерских бумаг. Всего того, что уже не нужно, а выкинуть рука не поднимается.

— Сейчас, Клара, сейчас, — торопясь, Андрон отбросил стул, отодвинул в сторону тяжелый шкаф, с грохотом разрушил баррикаду радиаторов, двинулся к стене и… Пронзительно, на всю вселенную разразился трелью его бенефон. Весело так, заливисто, с заведомой ориентацией на российского потребителя. Во поле березонька стояла, во поле…

— Черт, — Андрон остановился, проглотил слюну, действуя как во сне, медленно вытащил трубку. — Да?

— Мистер Андрей, — голосом Джанин отозвалась ему линия, и Андрон почувствовал, что мулатка чуть не плачет. — У нас большое несчастье, мистер Андрей… Мисс Клара умерла. Сегодня… Десять минут назад…

— Клара умерла, — машинально повторил Андрон, кашлянул, чтобы можно было говорить и очень по-дурацки спросил: — Как?

— Во сне, не приходя в сознание, — Джанин все же не выдержала и всхлипнула в трубку. — Я еще позвоню вам, мистер Андрей… Насчет похорон… и завещания… Все деньги она оставила…

Андрон не дослушал — пальцы его разжались, и телефон упал, подняв облачко чердачной пыли. Зачем он теперь ему нужен… Клара умерла. Никогда теперь не раздастся в трубке ее теплый, насмешливый голос… Зачем вообще все теперь?.. Какой-то там камень, какое-то завещание… И вообще, не лучше ли уйти? Туда, к ней, К Кларе, в блаженную темноту, где нет ничего, ни мыслей, ни боли… Только Клара. Ее глаза, ее руки, ее родной, звучащий колокольчиком голос… Клара умерла… Клара… Андрон вдруг ощутил бешеную злобу, всесокрушающую ненависть и невыразимое отвращение к этому миру, такому несправедливому и бездушному, лишившему самого дорогого. На сердце у него словно лопнул гигантский гнойник, с бешеной, не знающей удержу яростью он принялся крушить все эти стеллажи, диваны, шифоньеры, залежи пухлых папок. Не сделай этого — наверное бы умер, не выдержал бы бури на душе. Зато такое устроил на чердаке торнадо…

А между тем с Аркадием Павловичем, мирно прогуливающимся у ворот, случилось что-то преудивительное — он вдруг увидел Андрона. Только в каком-то странном виде — одетым под бомжа, с волосами до плеч и с блаженным, отрешенно-просветленным взглядом. Причем шагал он по набережной Фонтанки, будто и не скрылся полчаса назад за дверями особняка. Ну и дела! Ну и непонятки в натуре!

— Пропусти-ка меня, братец, — мягко попросил Андрон Аркадия Павловича, и тот, не понимая ничего, широко открыл ворота и тихо, не поднимая глаз, прошептал: — Прошу.

— Спасибо, братец, — Андрон милостливо кивнул, сделал величественный жест и все так же неторопливо взошел на крлыльцо особняка. Мгновение — и он пропал. То ли в дверь вошел, то ли просто испарился — фиг поймешь. Аркадию Павловичу Зызо было не дано знать, что это явился Тим. А тот неторопливо прошелся залом, не спеша поднялся на второй этаж и, очутившись на чердаке, негромко, очень задушевно спросил: