Читать книгу - "Излом зла - Василий Головачев"

– Имя Бога человеческое горло и язык не в состоянии выговорить, – добавил Иван Терентьевич. – Инсекты – не говорящие существа в отличие от нас, поэтому они обошли проблему с другой стороны: создали псевдоживые организмы, очень и очень сложные, включающие в себя целые системы разнородных объектов, даже таких, как живые существа. Эти организмы способны были синтезировать сложнейшие звуки. Помните в Библии – «трубный глас»? Еще не Имя Бога, но уже сила, вполне могущая влиять на Вселенную. Вот за попытки Инсектов присвоить себе функции Творца Аморфы и наказали их – трансформировали, уменьшили – с помощью их же «волшебных» систем – в сто раз. Каким образом Аморфу Конкере удалось уговорить собратьев сохранить хищный род Блаттоптера, тараканов разумных, а потом превратить их в перволюдей – есть еще одна загадка истории. Но факт остается фактом: «отец» человечества не Бог, а дьявол! Если, конечно, суть Монарха Тьмы можно трактовать столь упрощенно.

– Но если он создал людей…

– Изменил Инсектов изоморфно, ускорил эволюционный процесс превращения насекомых в людей.

– Ну, все равно. Если он создал людей, значит, он на нашей стороне?

Иван Терентьевич покачал головой.

– Он на своей стороне.

– А он знает… Имя Бога?

Парамонов и Ульяна переглянулись.

– С одной стороны, Аморфы – дети Безусловно Первого и должны знать имя Деда. С другой, если бы Монарх знал, он давно изменил бы нашу реальность ради еще какого-нибудь эксперимента, да и всю «розу» тоже. Экспериментаторские аппетиты у него колоссальны.

– И все же он… – Вася не договорил, в прихожей зазвонил телефон. В трубке раздался голос Горшина:

– Соболев не приехал?

– Доброе утро, Граф. Не приехал. К обеду будет. Я тоже сейчас уеду и появлюсь здесь часа в два.

– Не советовал бы я тебе шататься по Москве, ганфайтер. Рыков вельми зол на тебя за выбитый глаз, не простит.

– Зато он теперь похож на Кутузова. Пусть радуется, что жив остался.

– Он вырастил себе новый, но все равно припомнит. Кардинал Союза – птица очень высокого полета, а ты в него – стрелкой. Нехорошо! Посиди дома, подожди остальных, нехорошее у меня предчувствие.

– Мне надо уладить кое-какие дела с начальством, машину достать, забрать из квартиры вещи и… кое-что еще. Я мигом.

– На твоем месте я бы не рисковал. Дай Парамонова.

Вася передал трубку Ивану Терентьевичу. Тот выслушал Горшина, сказал: «Хорошо», – и положил трубку.

– Ну что, закончили завтрак?

– Последний вопрос и убегаю, – заторопился Василий. – Вы сказали, что Инсекты – неговорящие существа…

– Конечно, нет, язык – изобретение Монарха, «встроенное» в наши гены. Если сознание человека базируется на информационной триаде: слух – речь – мышление, то Инсекты имели другую триаду: зрение – телепатия – медитация.

– Значит, они были телепатами? Выходит, человеческая речь, изобретенная Монархом, вытеснила телепатию и медитацию? Вот гад, лишил нас таких способностей! А вы, люди Круга, на чем «базируетесь»?

– Мы – еще люди, хотя и с расширенным спектром возможностей, а вот иерархи – это уже не люди. Их база уже не триада, а пентада: зрение – слух – речь – трансперсональное восприятие – меоз… или, если хотите, просветление.

– Ну, вы беседуйте, – сказала Ульяна с милой гримаской, – а я пойду отдохну, надоели умные речи. Спасибо за вкусный завтрак, Балуев. – Она ушла в гостиную.

– Не принимайте на свой счет, – с улыбкой сказал Парамонов, видя, что настроение Василия упало. – «Надоело» – это всего лишь местное утомление нервных структур, обеспечивающих актуальную только сейчас программу, в данном случае – просвещающую. Вы все-таки намерены идти? Будьте осторожны, прошу вас.

– Ничего со мной не случится, – беспечно отмахнулся Василий. – Не могут кардиналы вот так запросто вычислять траекторию одного человека в десятимиллионном городе.

Он переоделся в деловой костюм современного клерка: черные брюки, штиблеты, белая рубашка с короткими рукавами, галстук, – положил в «дипломат» кое-какое оружие из оставленного Матвеем, опустил в карман брюк «болевик», отобранный у Рыкова, спустился во двор и, проголосовав, поймал частника.

* * *

Когда Балуев закрыл за собой дверь, из гостиной вышла Ульяна и внимательно посмотрела на Ивана Терентьевича, задумчиво подбрасывающего на ладони ключи от своей машины.

– Что тебе сказал Тарас?

– Тучи сгущаются, – сказал психотерапевт. – Бабуу-Сэнгэ готовит Сход Союза. Если кардиналы решат устранить угрозу стабильности своей власти, то есть всех нас, они своего добьются.

– У нас есть выбор?

– Боюсь, что нет. Я не знаю, что задумал Соболев, но времени на подготовку адекватного ответа Союзу остается все меньше. Одна надежда на…

– Хранителей?

– Нет, на светлые головы Матвея и Кристины.

– Светлены.

– Они неразделимы.

– Что ты предлагаешь?

– Ничего, ждать Соболева. А пока неплохо бы подстраховать Балуева. Чует мое сердце, зря он поехал в город.

– Идем! – решительно шагнула к выходу Ульяна.

– Ты знаешь, куда он поехал?

– Нет, но я его вижу. С недавних пор он начал светиться в астрале.

– Странно, что я его почему-то не ловлю.

Взгляд Ульяны красноречиво сказал Ивану Терентьевичу, что у его спутницы есть особые причины ее чувствительности к пси-излучению Василия. Причины эти имели название – ожидание любви.

* * *

Сначала Вася забрал свою «шестерку» у дома Горшина в Щелкове и поехал в Царицыно, где у него была запасная квартира. Оттуда позвонил Первухину и договорился встретиться с генералом на станции техобслуживания в Тихом тупике, недалеко от Таганского парка.

На квартире в Царицыне Василий не задержался. Забрал одежду, «спецуху» – ниндзя-комплекты, оружие, приборы наблюдения, рации, армейский комплект выживания, а также пищевой НЗ. Почему-то он был уверен, что это ему пригодится. После загрузки багажа он заправил машину и оставил ее у станции техобслуживания, мельком отметив наличие нескольких «крутых» автомобилей, среди которых машины генерала еще не было.

Побродив несколько минут по парку, Василий задумчиво оглядел развалины старого двухэтажного кирпичного здания – не то бывшей прачечной, не то небольшой фабрики, за которой начинался парк, присел на бордюр квадратной асфальтовой площадки для мусорных баков – недалеко стоял пятиэтажный жилой дом – и прислушался к своим ощущениям.

Что-то происходило в его душе, независимо от желания и воли. Сдвинулись какие-то стены, обнажились пласты воспоминаний, казавшиеся странно чужими и в то же время твердо принадлежавшие его личной истории. Смутные видения складывались в живые яркие картины, которые распадались на ускользающие туманно-призрачные струи, как только он пытался их удержать, оживить, остановить. Психика дымилась и бурлила, вспыхивала и гасла, и ощущать этот процесс, процесс рождения «будущего, уже бывшего прошлым», было интересно и страшновато.