Читать книгу - "«Шторм» начать раньше… - Николай Иванов"

— За что, Миша? — после первого приступа крика и боли подняла заплаканное лицо Аннушка.

Если бы знать…

— Не знаю, Аня, — честно ответил майор.

Документ (выписка из директивы Центрального военно-медицинского управления по погибшим и раненым).

«Ранения:

а) Легкие:

— ранения, контузии, травмы, не вызывающие стойких функциональных нарушений и не приведшие к изменению степени годности к военной службе;

— ранения мягких тканей, не проникающие в полости, без повреждения внутренних органов, суставов, сухожилий, крупных нервных стволов и магистральных кровеносных сосудов;

— частичный разрыв связок;

— неосложненные вывихи в суставах;

— изолированные переломы одной из костей кисти, стопы, неосложненные переломы одного-двух ребер, ключицы, одной из костей предплечья, малоберцовой кости;

— ожоги I ст. до 40 %, ограниченные ожоги I–III ст. до 10 %;

— отморожения I ст.;

— закрытая травма черепа с сотрясением головного мозга, закрытые переломы костей носа, частичный отрыв ушной раковины, крыла носа;

— наличие инородных тел в роговице, непроникающие травмы глаза с временным расстройством зрения, ожоги глаза I ст.;

— закрытые повреждения костей таза (перелом гребешка или крыла подвздошной кости, одной лонной или седалищной кости) без нарушения целостности тазового кольца.

б) Тяжелые:

— проникающие ранения черепа, грудной клетки, живота, таза;

— закрытые травмы груди, живота и таза с повреждением внутренних органов;

— закрытые травмы черепа с ушибом или сдавливанием головного мозга;

— повреждение лица со стойким обезображиванием;

— ранения шеи с повреждением трахеи или пищевода, кровеносных сосудов или нервов;

— повреждение органов слуха со стойкой глухотой на оба уха;

— проникающие ранения и травмы глаза с разрывом оболочек, ожоги глаза II–III–IV ст.;

— открытые и закрытые переломы позвоночника и повреждение спинного мозга;

— открытые и закрытые переломы костей (за исключением переломов костей, относящихся к легким);

— ранения и закрытые повреждения крупных суставов, крупных нервных стволов и магистральных кровеносных сосудов;

— ранения мягких тканей с нарушением функции органа и приведшие к изменению степени годности к военной службе;

— ожоги I ст. свыше 40 % и ожоги II–III ст. свыше 10 % поверхности тела, ожоги IV ст., рубцовые «контрактуры после ожога с нарушением функции органа;

— отморожения III–IV ст.».

28 декабря 1979 года. 0 часов 30 минут. Аэродром Баграм.

Звонок был резкий, долгий, и, наверное, оттого что звучал он после докладов Сухорукову, Огаркову и Устинову (каждый из них пожелал лично услышать о выполнении задачи в Баграме), этот звонок был еще и неожиданным. В самом деле, кто это еще пожелал поинтересоваться отдельным парашютно-десантным полком? После министра — только ЦК.

А звонок был из Москвы. Это почувствовал, кажется, не только командир полка, но и сидевший напротив него представитель КГБ полковник Костин, потому что впервые за вечер он приглушил настроенный на волну Кабула радиоприемничек. Впился взглядом в аппарат.

Сердюков, поднимая трубку, успел подумать: насколько все-таки больше знают о происходящих здесь, в Афганистане, событиях кагэбэшники. Знают — и молчат.

— Подполковник Сердюков, — представился Николай Иванович.

Ожидал услышать голос телефонистки, которая обычно предупреждает, кто выходит на связь, однако на этот раз включение было прямое:

— Говорит Андропов. Товарищ Петров находится с вами?

Сердюков поднял глаза на Костина — ваш начальник. Полковник, словно он ни на минуту не сомневался в том, что звонить будет именно Андропов, утвердительно кивнул. Знают, все знают эти ребята…

— Петров у нас, но на данный момент рядом его нет, — торопливо заполнил паузу комполка.

— Пригласите его к телефону вместе с товарищем… — в этот момент кто-то шумно вошел в бункер, и Сердюков не расслышал последнее слово. Впрочем, и так ясно, кто нужен председателю Комитета госбезопасности. Петров — или кто он там на самом деле: Иванов, Сидоров, Кукушкин — переводчик при афганце, которого укрывали и охраняли в последние дни особенно тщательно. Офицеры в полку поговаривали, что это новый афганский лидер, но в расспросы к ребятам из органов не лезли, и слухи, ничем не подкрепленные, утихли сами по себе.

Вошедшим оказался особист, и Костин — а может, тоже никакой не Костин — одним кивком головы послал его за переводчиком и афганцем. Те в свою очередь тоже словно стояли за дверью и ждали звонка: не успел Сердюков положить на стол трубку, дверь вновь распахнулась, и вошел вначале Петров — высокий, стройный, лет сорока пяти, в солдатской форме, а за ним афганец — тоже в солдатской шапке, бушлате, подпоясанном почему-то брезентовым ремнем, в сапогах. Командир полка впервые видел его так близко, но какого-то существенного впечатления новый лидер Афганистана, если это в самом деле так, не произвел: одутловатые щеки, нос с горбинкой. Вот только в глазах напряжение. Но у кого его сейчас нет, напряжения? Уже было ясно, что полк участвует в каком-то сверхважном событии, настолько важном, что даже вдуматься в него страшно. Воттолько знать бы, что сейчас творится в Кабуле, понять, ради чего…

Костин побарабанил по столу пальцами, привлекая к себе внимание командира полка, и взглядом указал на сидевших тут же в бункере офицеров — начальника связи, техника, замполита, начштаба.

— Товарищи офицеры, прошу освободить помещение, — поднялся Сердюков. Понятно: армия выполняет задачи, КГБ распределяет результаты. Это просто еще раз подтверждало, что Андропов стоит ближе к Брежневу, чем Устинов.

— Товарищ командир, а вы сами можете остаться, — остановил, однако, его Костин.

Петров, дождавшись, когда за офицерами закроется дверь, уверенно и привычно — а только ли переводчик он? — взял трубку:

— Слушаю, Петров.

Вопрос Андропова был короткий, что-то вроде «Как дела?», и переводчик лаконично ответил:

— Здесь все по плану, развитие событий идет нормально. Мы сами готовимся убыть в Кабул.

Андропов расспрашивал о чем-то еще уже более подробно. Задавал вопросы для афганца. Переводчик переводил их своему спутнику, тот каждый раз согласно кивал головой. Кроме напряжения в его глазах уже поблескивали и искорки беспокойства, словно не выучившего урок студента без предупреждения и подготовки вызвали на экзамен. И раздражения — словно этот студент знал, что зачетная оценка все равно будет поставлена и дело только во времени. И недоверие уже сквозило в глазах афганца — неужели все это происходит не во сне и с ним, только с ним и никакого подвоха здесь нет?