Читать книгу - "Севастопольский конвой - Богдан Сушинский"

Когда после возвращения вождя из поездки в Италию и Германию личный порученец опять появился в кабинете Антонеску со своей «коронной папкой», у него создалось впечатление, что разговор их прерывался лишь на несколько минут.

Кого-то Антонеску напоминал полковнику в эти минуты, кого-то он ему напоминал. Но кого именно? Лишь когда маршал неспешно прошелся за спинкой кресла, от стены к стене, и остановился рядом со столом, адъютант понял: в эти минуты вождь нации явно подражает другому вождю – только уже не нации, а «всех времен и народов» – Сталину. Такому, каким Антонеску не раз мог видеть его на экране, в документальном фильме о Джугашвили, подаренном ему в Берлине – то ли Гиммлером, то ли самим фюрером. Возможно, все-таки фюрером, который и сам в каких-то моментах старался подражать «дуче коммунистов».

Что же касается кондукэтора, то, хотя он и не говорил на русском, но достаточно хорошо знал этот язык, чтобы воспринимать речь советского диктатора, улавливая его интонации и характерный акцент.

– Господи, мог ли я предположить, что под моим командованием оказалась не армия легионеров, наследников славы римских легионов, а крестьянский сброд? – в голосе маршала в самом деле прозвучали нотки безысходности.

– Тем не менее территория, которую эта армия освободила от русских коммунистов, равна территории самой Румынии, – попытался трезво рассудить полковник, однако вождь нации уже не слушал его, поскольку вновь погрузился в чтение. Поняв это, адъютант облегченно вздохнул.

Из донесения вытекало, что в результате фланговых ударов русских части румынской армии были не только выбиты со своих позиций, но и полностью окружены в ночь с первого на второе октября в районе поселка Дальник и ближайших к нему населенных пунктов. И если эти части все еще держатся, то лишь потому, что неплохо действовала авиация, которая должна была поражать воображение противника своей массовостью.

Из данных штаба военно-воздушных сил следовало, что в день развертывания русского десанта в Восточном секторе обороны города действовало девяносто четыре самолета, из них – тридцать два бомбардировщика. Кроме того, в попытках деблокировать наземные части румынское командование ежедневно привлекало до шестидесяти самолетов. Причем некоторые совершали по два-три вылета в день.

– Война еще только разгорается, а русские уже успели высадить два крупных десанта и несколько мелких, солдаты каждого из которых наносили нашим войскам серьезные уроны, – угрюмо посмотрел маршал на своего личного порученца, дескать, как это следует понимать?

– Получается, что так, – развел тот руками, – наносили.

– Почему же ни наш генштаб, ни штабы полевых армий и флота до сих пор так и не организовали ни одного сколько-нибудь серьезного десанта в тылу русских?

– На следующей неделе мы планируем провести совещание командующих и начальников штабов армий и отдельных корпусов, а также авиации и флота, – осторожно напомнил ему полковник, стараясь избежать при этом прямого ответа на заданный маршалом вопрос. Тем более что ему, полковнику, пусть даже в должности адъютанта кондукэтора, отвечать на подобные вопросы главнокомандующего было как-то не с руки. – На нем можно затронуть и этот вопрос. Ведь, судя по дипломатическому натиску рейха, нам еще придется сражаться и в Крыму, и на кавказском побережье.

– Избежать этой участи нам вряд ли удастся – это уж точно, – признал маршал, – поэтому готовиться к разговору на этом совещании нужно очень серьезно. Причем всем без исключения.

– Я передам эту директиву начальникам штабов. Будут еще какие-то приказания?

– Нам известно имя советского офицера, командовавшего Аджалыкским десантом?

– Я знал, что вы поинтересуетесь этим, поэтому специально уточнил у начальника разведотдела 4-й армии. Как вы и предполагали, господин маршал, десантным полком морской пехоты командовал майор Гродов.

– Гродов? – поморщил лоб Антонеску, поскольку слова адъютанта, «как вы и предполагали…» были всего лишь тактической формулой.

– Вы правы, господин маршал, – в таком же духе пришел ему на помощь личный порученец. – Речь идет о том самом офицере, который в свое время командовал сначала десантом на наш берег Дуная, затем 400-й береговой батареей, а потом…

– Не трудитесь напоминать мне, адъютант, – жестко прервал его маршал, – где и чем командовал этот офицер береговой обороны русских.

– …Известный нам под оперативной кличкой Черный Комиссар, – самоубийственно рискуя, все же снова напомнил ему полковник.

– Да-да, именно так – Черный Комиссар… – проворчал маршал.

– По отношению к любому другому офицеру эта кличка так не прижилась бы, но к этому… Если честно, хотелось бы встретиться с этим майором Гродовым, Черным Комиссаром.

– Во время высадки его десанта, в штыковом бою? – мрачно ухмыльнулся маршал.

– Врагу не пожелал бы.

– Жаль, что я сразу же не отправил тебя, Питештяну, на фронт. Командиром полка, которому было бы приказано ликвидировать полк морской пехоты Черного Комиссара, – желчно изощрялся кондукэтор.

– По отношению к вашему лучшему адъютанту и земляку это было бы слишком несправедливо.

– Лучше объясни, почему это вдруг ты заговорил о Черном Комиссаре, полковник? Ну, выкладывай уже, выкладывай…

– Информация, правда, еще не проверена, но… Наш агент доносит, что вроде бы этот самый Черный Комиссар под Одессой исчез, пропал без вести.

– Уж не перешел ли на нашу сторону? – съязвил Антонеску, хищно улыбаясь.

– Это в самом деле было бы забавно. Однако таких сведений тоже нет.

– Какие же есть?

– Предполагают, что майор то ли погиб, то ли остался в какой-то пригородной деревне тяжелораненым. Словом, теперь он значится у русских как без вести пропавший.

– Говорите проще, полковник: есть сведения, что русские заблаговременно отправили его в одесское подполье в качестве командира диверсионной группы.

– А что, – вдруг удивленно взглянул на маршала его личный порученец, – такой ход русской разведки тоже возможен.

– Если он дважды командовал большими десантами в наш тыл, то почему бы не забросить его еще раз, теперь уже в качестве диверсанта?

– Вот только сведений об этом тоже не поступало. Разве что попал к нам или к немцам в плен, и теперь, чтобы уцелеть, выдает себя за простого моряка или солдата? Кстати, надо бы проверить.

Маршал задумчиво помолчал, покряхтел и, вернувшись за стол, глухим, под кавказский акцент кремлевского фюрера подогнанным, голосом произнес:

– Передайте начальнику разведки, что мы должны заполучить этого офицера. Повесим ли мы его впоследствии на центральной площади взятого нами города, превратим в плену в жертву пропаганды или же заставим служить инструктором нашей диверсионной школы – значения не имеет. Важно, чтобы этот человек не оказался ни во главе одесского диверсионного отряда, ни среди защитников Севастополя.