Читать книгу - "Братишка, оставь покурить! - Николай Стародымов"

— На их СС у нас есть свой ССС.

— Что за ССС? — удивился командир.

— Это значит «старый солдатский способ».

Старый солдатский способ состоял в том, что конвоирующий у конвоированного обрезал пуговицы на брюках и тот вынужден был всю дорогу идти и поддерживать руками штаны. Действительно, просто и надежно.

Я использовал этот способ уже не раз. Правда, только в отношение мужчин. Но теперь, рассудил, это тоже будет нелишне. Во всяком случае, идти она будет теперь с нами, как привязанная… Скаламбурил, называется!.. Она же и будет привязанная!

В общем, пока Мириам растирала руками запястья и тихо постанывала, едва ли не плакала от покалывания в отходящих от пут затекших руках, я ухватился за пряжку ее мягкого матерчатого пояса и быстро расстегнул его.

— Шта си?.. — попыталась было она отпрянуть. — Что ты?

— Ништа, — как сумел ответил я. — Ничего.

Однако пояс уже расстегнул и рывком выдернул его из петель комбинезонных брюк. Начал сворачивать его в аккуратный рулончик.

— Шта?..

Похоже, теперь она уже ждала от нас самого для нее, мусульманки, страшного — что ей придется отдаться необрезанному! И что она, если, конечно, останется в живых, будет вынуждена своему будущему мужу (естественно, правоверному мусульманину) объяснять, почему она в его дом вошла «не девочкой».

— Сказал же тебе: не переживай! — поняв все это, попытался я ее успокоить.

Девушка пятилась.

— Ты же обещал, русо! — прошептала она.

Наверное, таким же тоном, не возмущенным, не оскорбленным в лучших чувствах, не молящим — искренне изумленным, обращался к своему убийце Бруту Юлий Цезарь.

— Да не собираюсь я с тобой ничего делать! — с досадой сказал я.

Должен признаться, сказал другие слова — более точные, но и не столь корректные.

Послышался голос Радомира, который возился в дальнем углу положая, воплощая мою задумку в жизнь.

— Что там у вас? — спросил он с явным недовольством в голосе.

— Ништа, — и ему ответил я дежурно. — Ничего.

Легко перехватил руку Мириам, продел в петлю брюк прочный шнур, входящий в мой личный комплект разведчика, обхватил ее за талию и затянул узел. Девушка не сопротивлялась. Теперь она, сделал я самонадеянный вывод, побредет за мной куда угодно. Но дополнительная страховочка все-таки не помешает. А потому я ухватился-таки за верхнюю пуговицу на ее поясе и взмахнул своим отполированным клинком. Мириам даже пикнть не успела, только сразу схватилась за одежду.

— Теперь-то ты никогда от меня не убежишь, — самодовольно усмехнулся я.

Только потом сообразил, что мои слова сквозили ненужной в данной ситуации двусмысленности…

И вот теперь мы быстро шагали по дну хорошо знакомой ложбинки и думали каждый о своем.

Итак, мы, два разведчика армии Республики Сербской, возвращаемся с «языком» после выполнения ответственной задачи. Звучит красиво. Однако можно ли считать, что мы и в самом деле выполнили задачу разведки? Однозначного ответа, честно сказал я сам себе, нет. Потому постараемся суммировать плюсы и минусы.

Итак, плюсы. Благодаря нашей вылазе, теперь доподлинно известно, что муслики знают о нашем готовящемся наступлении, причем, ожидают его именно на нашем участке фронта. Вывод о том, что в сербском штабе действует агент мусульман, вполне логичен. Однако это пусть они сами между собой разбираются. Куда актуальнее для нас сведения о том, что на нашем участке усилены меры против разведывательной и диверсионной деятельности. Что еще? Установлено место засады. Убито трое противников. Если сработает наша задумка, по меньшей мере еще один обрезант, а в идеальном случае и не один, сегодня утром отправится подыскивать себе местечко в раю… Захвачен «язык»… Все? Кажется, все.

Теперь минусы. Достаточно глубоко в тыл мы проникнуть не смогли. Кардинально новых сведений о дислокации и передислокации мусульманских войск не добыли. «Язык» захвачен, если честно говорить, довольно хиленький… Надо признать, негусто.

…«Язык», невольно перекинулась нить моих мыслей. Солдат армии противника. Это официально. А на деле всего лишь девушка-мусульманка по имени Мириам. Совсем еще юное наивное создание.

Что с ней теперь будет? Что ее ждет впереди? Вон она бредет сзади меня, дергая веревку, поддергивая непрочно сидящие на бедрах штаны… На бедрах… На аппетитных женских бедрах… Стоп! Об этом не думать!

Дальнейшую перспективу ее ближайшей жизни просчитать было не так уж сложно. Сейчас я приведу ее в расположение своего подразделения, которое именуется тут Русским добровольческим отрядом. Сдам, как то и положено, пленницу командиру. Ее начнут допрашивать. А я со спокойной совестью отправлюсь отсыпаться от ночных трудов.

Со спокойной ли?.. С моей подачи Мириам поведут в штаб сербов. Там ее будут допрашивать, уже строже, может быть даже, что называется, «с пристрастием». И это, по большому счету, правильно, потому что она, Мириам, в данном случае не красивая девушка, а солдат армии противника, потому что она, говоря без экивоков, враг. И тут не до сантиментов, тут не «зарница», тут настоящая этнически-религиозная война… А потом ее, по всей видимости, расстреляют. И будет это вот юное прелестное тело валяться где-нибудь в пропасти, на краю которой в него всадят десяток пуль, и будут на нем сидеть вороны и другие стервятники, глодать, обламывая зубы на попадающихся пулях, собаки и лисицы, потому что убивать ее будут на краю обрыва, чтобы не возиться с похоронами.

…Ну а до этого ее, не исключено, изнасилуют. Даже не изнасилуют, потому что само слово «насилие» может относиться только к свободному человеку. Ее, Мириам, просто используют как самку или приспособление для удовлетворения мужской похоти, как какую-нибудь резиновую куклу. И, вполне возможно, не один раз. И, не исключено, даже пустят по кругу. Быть может, начнут это делать еще наши. Изголодавшиеся по женскому телу русские парни — неважно кто именно, казаки или мужики. Оправдать это нельзя — понять же вполне возможно. Потому что в данном случае и в самом деле неважно, откуда у них растут исторические корни, важно, что они истосковались по живой девичьей плоти. Причем, это не сербская девушка, которая может безбоязненно ходить среди нас в любое время суток совершенно одна, только потому что она православная сербка, потому что мы приехали помогать ее отцам и братьям. А Мириам — это солдат чужой армии, хотя и женского пола, а потому на нее не распространяются законы морали. Тем более, что ее, скорее всего, уже завтра расстреляют. Так чего же с ней церемониться, раз уж она уже, фактически, не значится в списках живущих на земле?

Так что ее, вполне возможно, насиловать (или точнее сказать «иметь») начнут еще наши. Само по себе это противно. Осознавать неотвратимость этого еще противнее. Будто сам участвуешь в изнасиловании… Мерзко.

Но ведь и этих людей, по большому счету, понять можно. Каждый из них рискует жизнью, понимает, что в любую минуту может прилететь невесть откуда дурная пуля и оборвать ту незримую пуповину, которая связывает бренную плоть с эфемерной душой, постичь которую никому еще не удавалось. А тут — женщина, ЗА КОТОРУЮ НИЧЕГО НЕ БУДЕТ! Причем, выпустят в тебя эту пулю ее братья, ее единоверцы, ее соратники. И, попадись каждый из нас к ним в руки, они бы с нами тоже не церемонились. Пытать или издеваться над пленным среди наших ребят стали бы немногие — удовлетворить свою похоть хотят ВСЕ.